— Ну, господи, благослови, —
перекрестился Валерий. Возница сочувственно похлопал его по плечу и
пожелал удачи. Патриций решительно вошел в ворота и направил стопы
к герцогскому дворцу, то бишь к бывшим городским баням. Новый
герцогский дворец строили неподалеку, и он еще был не готов.
— Кто таков и чего приперся? —
стражник-лангобард изумленно уставился на явно не местного
римлянина, который не побоялся прийти сюда.
Здесь, в Сполетии, римлян было много,
и они кое-как отношения с захватчиками наладили. Да у них и выбора
не оставалось. А вот чужие захаживали сюда редко. Так редко, что
стражник и не помнил, когда это случалось в последний раз.
Вооруженные купеческие караваны не в счет.
— К его светлости Теуделапию! — важно
выпятил грудь Валерий. — Скажи, что римский патриций Луций Валерий
Флакк пришел, справедливости ищет.
— Патриций? — стражник удивленно
уставился на штопаную тунику и сплюнул на дорогу. — Надо же! А ну,
пошел вон отсюда, оборванец!
— Возьми два денария, добрый человек,
— жалобно посмотрел на него Валерий. — Мне очень нужно к его
светлости попасть. Придумай что-нибудь.
— Скажу, что ты от епископа гонец, —
почесал подмышкой германец, пряча монеты в пояс. — Вот стерва!
Опять блохи! Ведь неделя всего, как рубаху прожарил! Стой тут!
Его светлость Теуделапий изволили
кушать. Крепкий мужчина лет около шестидесяти, с седыми волосами до
плеч и пегой, цвета перца с солью, бородой, смотрел на Валерия
глазами, которые по своим эмоциям могли поспорить с глазами снулого
карпа. Не было в них эмоций. Лишь где-то в глубине их затаилось
тупое недоумение и недовольство.
Герцог крепко держал эту землю почти
сорок лет, с того самого времени, как сцепился с собственным братом
и разбил его в битве. С тех пор он правил осторожно, мудро и не
допускал глупых ошибок, оставаясь в стороне от разборок северных
княжеств. Тут, в Сполетии, он был настоящим королем, как и его
южный сосед, герцог Беневенто. Они оба, отделенные от загребущих
рук его величества Ротари поясом имперских земель, стали совершенно
независимы от далекой Павии, и почти не скрывали этого.
— Говори! — герцог объедал говяжий
мосол, утробно чавкая и урча. Длинная густая борода, расчесанная
самым тщательным образом, лоснилась от жира и капель вина, которое
лилось в глотку его светлости, чтобы пропихнуть туда мясо. Сальные
пальцы герцог культурно вытер о столешницу, и тяжелым взглядом
уставился на патриция.