– Послушайте, пан, – заговорил
Максим, – я тоже не в восторге от всего случившегося, и раз уж мы с
вами явно в одной лодке…
– Мы с вами совсем не в одной лодке,
– оборвал его тесть. – Мы даже, если угодно, и бортами-то не
соприкасаемся.
– Но вам ведь, кажется, не по душе
то, что сотворил господин третий секретарь?
– С господином третьим секретарём мы
разберёмся сами, раз на раз. Это наше с ним дело, личное. Как вас
звать-то, пан зять? – на губах водяного мелькнула и тут же пропала
усмешка.
– Максимилиан Резанов. А вас?
– Матиаш Кабурек, – представился тот
и почему-то, как и гремлин, тоже на несколько секунд задержал
внимательный взгляд на левом ухе парня. Потом вздохнул:
– Ну что ж, пан Резанов. Идёмте,
познакомлю вас с пани Резановой.
Они покинули мельницу, свернули
налево, за угол, и по короткому узенькому проулку вышли на
деревянный мостик, зеленовато-серый от времени и непогоды. Глухо
протопали по доскам шаги трёх пар ног, затем Кабурек остановился
возле входной двери дома на другой стороне Чертовки. Дом был
большим – три окна по фасаду, три этажа под островерхой крышей – и
производил впечатление добротности, основательности. Толкнув дверь,
водяной ввёл их внутрь.
– Эвка! – позвал он. – Тут к тебе
пришли!
Максим осторожно оглядывался. Они
стояли в просторной и очень чистой гостиной, с большим очагом возле
дальней стены и несколькими креслами перед ним, с выскобленным
обеденным столом в окружении стульев и с буфетом, в котором на
полках сверкали начищенным серебром тарелки, кубки и кувшины.
– Дочка у меня хозяйственная, –
перехватив его взгляд, с гордостью кивнул Кабурек. – А готовит как
– пальчики оближешь. Эвка! – снова позвал он. – Ну, не смущайся,
выйди, поздоровайся. Вот твой муж.
Макс обернулся – и онемел от
открывшейся перед ним картины.
На счастье Максима, оказавшийся
позади него Иржи ощутимо пихнул приятеля в бок, иначе бы тот, чего
доброго, заорал, или вообще попытался бы выскочить из дому.
На пороге гостиной стояла древняя
старуха, сгорбленная и морщинистая. Одета она была в скромное
зелёное платье с зашнурованным корсажем и белый чепец, поверх
платья к тому же был накинут стёганый тёплый халат, а на талии
подвязан украшенный кружевом белый крахмальный передничек. Сейчас
скорченные, покрытые пигментными пятнышками руки смущённо теребили
кружева на краю передничка; женщина внимательно разглядывала
какую-то точку на полу.