– А ты разве воевал?
Он только зафыркал от смеха. Видимо, это как-то само собой
подразумевалось.
– А я думал, ты только по бабским постелям прыгать горазд, –
заметила я ехидно.
– «Бабские постели» это лучшее, что есть в нашей жизни, сынок, –
весело отозвался он. – Из того, конечно, что безопасно.
– Если оно безопасно, – проворчала я.
Марион приподнял бровь.
– Ишь ты! А ты не так наивен, как хочешь показаться. Но, скажу
тебе по секрету, есть такая штука, как кондон.
– Что?
– Льняной чехол на…
– Я поняла! – пискнула я, мучительно покраснев.
В самом этом понятии нет ничего предрассудительного, но
обсуждать средства контрацепции с Марионом мне было неловко. Я
отвела взгляд, основательно смутившись.
– Ты странный, – заметил принц вставая.
– Спасибо.
Часы ударили полчетвёртого. Марион разложил еду по глиняным
плошкам, расписанным глазурью, и протянул мне одну из них. Принц
раздражался всё больше и больше, он помрачнел, но пытался это
скрыть.
– А вилки есть?
Новый взгляд, полный удивления. Ну не помню я, что уже изобрели,
а что – нет! Марион протянул мне вилку. Это была серебряная палочка
с двумя прямыми зубцами. Я решила не палиться и не стала
спрашивать, есть ли нормальные вилки. Потыкала в мясо задумчиво.
Вот так вот прямо нести это в рот? Большим куском? Заляпать штаны
и… Покосилась на принца. Марион поймал взгляд, рассмеялся и
протянул небольшой нож, заточенный с двух сторон. Понаблюдал как я
ем, а затем прищурился:
– То есть, пользоваться ножом и вилкой тебе не впервой? Так из
какого ты села, милый Дрэз? Жажду узнать, где в нашем королевстве
находится такое чудесное место, в котором простые землепашцы едят
мясо. Притом исключительно используя нож и вилку.
Он облокотился о колено, закинутое на подлокотник кресла и,
прижмурясь, уставился на меня. Вот же! Ну почём мне знать, кто и
как питался в этом диком средневековье? А без вилки и ножа я есть
не умею! Я насупилась. Аппетит пропал. И тут меня озарило:
– Госпожа Синдерелла научила. Она не любит, когда едят руками и
всё вокруг пачкают.
– Интересная у тебя госпожа, – отозвался Марион, задумчиво
потягивая вино и закусывая его ребрышком. – Странная не менее, чем
её слуга. И, знаешь, что особенно в ней странно?
– Что? – насторожилась я.
– Я не помню её лица. Совсем. Пытаюсь вспомнить и – не могу.
Даже цвет глаз. Помню только, что она поразила меня красотой.