Дверь обита листами железа.
Камень падает на ступени, катится вниз и останавливается
рядом с лужей.
Тишина.
— Мне кажется, здесь никого нет. — Только наверняка
привидения, но неупокоенных духов я боюсь, и потому не
упоминаю.
— Не может быть! — топает ногой Мэри. Она сбежала от
Пембрук, пропустила чай, вымазала панталоны, лазая под розами, и
ради чего?
Когда Мэри злится, кончики ее ушей становятся чуточку
острее, а зрачок вытягивается как у кошки. Мама говорит, что у Мэри
дар Старой крови, и я ей немножко завидую. С другой стороны,
перепонки между пальцами я бы себе не хотела. Мэри их стесняется и
прячет под митенками.
Камни летят в дверь один за другим. Стучат, прыгают, шлепают
по луже, разбрызгивают зацветшую воду.
— Никого, — повторяю я и тяну Мэри обратно, к прячущейся за
терном тропинке.
— Я посмотрю, что там внутри.
Мэри старше на четыре года, но порой мне хочется залезть на
табурет — чтобы оказаться выше — и хорошенько ее потрясти.
— Я тебя не пущу, — хватаю я ее за рукав. Мэри сердито
вырывается. — А вдруг там крысы? — нахожу я аргумент. Это работает
— крыс моя подружка не любит.
— Откуда им взяться… — неуверенно говорит она, остановившись
на полпути. — Здесь и грызть нечего.
— Крысам всегда есть что грызть! — авторитетно заявляю я. —
Миссис Финн, наша кухарка…
Договорить я не успеваю. Дверь коттеджа распахивается, и на
пороге появляется …существо. Высокое, сутулое, очень худое, с
торчащими ребрами и впалым животом — по-рыбьи белый, вялый,
контрастирующий с черной чешуей, подобно ряске затянувшей тело, он
приковывает взгляд.
Существо слепо, но на мое тихое
— Мэри…
шипит
и хищно прыгает вперед. Гремит, разматывается удерживающая его
цепь.
— Мэри, бежим! Мэри!..
Кусты хватают за юбки, за волосы, хлещут по лицу. Ежевика
опутывает ноги, хрипло каркающая ворона будто указывает, где нас
искать, а позади беснуется и бьется о землю рвущийся с цèпи
прóклятый лепреконом бастард лорда Джона…
* * *
Свечи чадили. Пламя на длинных, необрезанных фитилях
вытягивалось вверх стрелами дикого лука, расцветало иссиня-белым и
опадало, расплескивая воск — его дорожки прихотливо наслаивались
друг на друга, разглаживали узоры на канделябре, пятнали стол.
Я смотрела на свечи, чтобы не глядеть на сидящего передо мной
Райдера. За то время, что я была без сознания, он успел
переодеться, сменив потрепанную одежду охотника на белую
крахмальную рубашку и серые брюки. Жилет не надел.