Как же больно!
И Ойно такой же. Только хуже —
говорит ей, что намерен после посвящения с ещё несколькими парнями
уйти в новую страну за западным морем. Но откуда мало кто
возвращается, а если и возвращается, то лишь для того, чтобы
сманить туда ещё нескольких молодых мужчин — или даже безумных
девушек.
— Скоро ты станешь мужчиной и
старейшие позволят тебе носить передник и головную повязку из шкуры
леопарда. Ты перестаешь работать с женщинами и детьми на полях, и
будешь уходить с мужчинами пасти стада, — твёрдо сказала она
сыну.
«Хотя видела уже больше вёсен, чем
трижды пальцев на обеих моих руках, моё лоно всё ещё жаждет
мужского семени, — горько думала она. — Но никто из свободных мужей
не возьмёт себе старую вдову, когда вокруг столько молодых дев. А я
не хочу оставаться одна!»
Спустя год после гибели мужа и сына
дочь вышла замуж и ушла в дом свекрови. А вскоре заболел и умер
младший сын — в последние годы всё больше детей рождались слабыми,
а то и вовсе порченными, и часто болели. Ойно — всё, что у неё
оставалось.
Конечно, Ерати не пропадёт и одна — у
неё ещё достаточно сил для работы в поле, и она прекрасно умеет
прясть, шить одежду и разукрашивать её узорами из цветных камушков
и ракушек. Да даже если бы и не могла, старейшие не дадут ей
умереть от голода — Аратта изобильна. Но остаться без Ойно…
Нет!
— Я не дам тебе предать Триединую и
уклониться в ересь древних! — яростно бросила она.
— Мама… — начал было Ойно, но Ерати
прервала его:
— Слово моё!
Ойно исподлобья бросил взгляд на
суровую женщину, сидящую на низком ложе, слишком просторном для неё
одной, в слишком просторном для них двоих доме. Он еле сдержался,
чтобы не наговорить матери своих слов — немыслимых и преступных. Но
в чём-то она была права: в поселениях за морем и правда, как
рассказывал ему Кхерс, не особенно чтили Триединую — больше
обращались к прочим тьюи. Да и старейшими там были чаще мужчины.
Он, правда, не понял, причём тут ересь древних, но выяснять это
сейчас было совсем не нужно.
— Да, мать Ерати, — сказал он,
поднимаясь с пола.
Несмотря на отсутствие леопардового
передника поверх обычной набедренной повязки, со своим обнажённым
мускулистым торсом и широкими плечами он выглядел совсем уже
взрослым мужчиной.
— Куда ты идёшь? — спросила она.
— В дом молитвы. Хочу говорить
Триединой.