Вот так Поводырь — просто машина, при
всех его знаниях и умениях — стал для него ближе любого из людей,
даже своих родителей, растворившихся в невероятной толще веков.
— Ойно! Ойно!
Бхулак знал, что голос этот звучит
лишь в его душе, но для него он заполонял весь мир. Не в первый раз
настигал он его, и это всегда случалось в ключевые моменты его
жизни.
— Отец! — закричал он, хотя знал, что
это, конечно, не его павший тысячелетия назад от рогов быка отец,
от которого и костей-то сейчас не осталось. Но всё равно кричал в
своём сердце:
— Отец, чего ты от меня хочешь?!
— Вернись ко мне, Ойно! — отвечал
голос, так похожий на голос отца его Таура.
Происхождение
Пастуха
Южная Анатолия, Аратта. 5681
год до н. э.
Ойно резко вскочил и обернулся, едва
не уронив отцовскую голову. На низкой платформе позади него сидела
огромная старуха — полуголая, одетая лишь в шерстяной лиф, который
не в силах был удержать её отвисшие до пупа груди, и передник,
которого могло и не быть, поскольку он почти полностью скрывался
под жировой складкой живота, возлежащего на необъятных ляжках. Её
круглое лицо было бесстрастно, под жёсткими усиками змеилась
холодная полуулыбка. Коричневатая кожа блестела от пота — Ойно и со
своего места ощущал кислый запах.
— Прости, я не слышал, как ты вошла,
старейшая Кхел, — юноша вновь сел на пятки и в знак почтения
простёр к главе совета посёлка обе руки.
Он и правда не слышал, более того, не
понимал, откуда она появилась: в дом был лишь один вход — по
лестнице из потолочный двери, и старуха по ней точно не спускалась.
Может, из потайной комнаты, о которых ходили слухи? Или просто
возникла из воздуха?..
— Ты и не должен был, —
снисходительно ответила Кхел. — Мужчинам многое не дано знать.
Ойно смиренно склонил голову —
старуха обладала в Аратте непререкаемым авторитетом и вообще
считалась воплощением Триединой. Она и правда была точь-в-точь, как
статуэтка Матери, восседающей на двух леопардах и исторгающей из
себя младенца — такая стояла на домашнем алтаре в доме Ерати.
— Ведаю, о чём ты говорил с отцом, —
произнесла старуха, и юноша похолодел.
— Ты знаешь? — вырвалось у него.
Кхел усмехнулась.
— Неужели ты способен что-то скрыть
от меня? Я вижу твои все мечты и мысли. И я их осуждаю.
— Но почему?
— Потому что Триединая во гневе явит
тебе свой птичий лик, — зловеще понизив голос произнесла
старейшая.