Так почему-то вышло, что близких
друзей при дворе у него не завелось. Кроме короля, конечно. Но
король – он все-таки король. Не ему, дураку, ровня. К тому же
Руальд Третий частенько покидал Солнечный Чертог, и тогда его
любимец оказывался предоставлен самому себе, точно вольный
ветер.
2
Пару месяцев назад король вновь отбыл
из Золотой: на сей раз с дипломатическим визитом к тайкурскому
правителю – таргалу Хадо.
Шут без него привычно скучал. Еще до
болезни в один из пасмурных тоскливых дней он забрался на ступеньки
трона и, нацепив на голову соломенную корону, сидел подле монаршего
кресла немым напоминанием о королевской власти.
– Что, господин Патрик, грустите без
любимого хозяина? – нарушил тишину язвительный голос. Обернувшись,
Шут увидел графа Майру. Один из приближенных Руальдова брата,
принца Тодрика, граф заглянул в зал, выгуливая парочку фрейлин.
– Грущу, господин Майра… – Шут
выпрямился, с высоты пяти ступенек скорбно посмотрела на графа и
его спутниц. А потом, зазвенев бубенцами, неожиданно прыгнул и
по-кошачьи приземлился прямо у ног оторопевшего вельможи: – Не все
ж, как вы и принц, радуются его отсутствию! – Неожиданно встав, он
ловко надел потешную корону на графскую лысину. – О! А вам идет!
Даже больше, чем Его Высочеству! Так и передайте ему!
Отскочив в сторону, Шут рассыпался в
реверансах и звонко продекламировал сочиненное экспромтом:
Наш принц, конечно, будет рад,
Когда опять уедет брат.
Но радость принцам не к лицу –
Вместо себя он шлет овцу!
Златорогий баран украшал фамильный
герб Майры… Граф побледнел и потянулся к ножнам. Королевского шута
по большей части предпочитали считать блаженным дураком, на слова
которого грех обижаться (и тем более наказывать за них). Но иногда
он ходил по краю. Майре едва хватало выдержки вспомнить, что перед
ними всего лишь паяц. Какой с него, полоумного, спрос?
После того, как Шут пару раз
предугадал грядущие события, придворные даже наделили его даром
пророчества – известно ведь, что безумцы частенько «говорят с
богами». Однако язык у Шута был отнюдь не благочестивым и подчас
оказывался куда более пугающим оружием, нежели отточенная сталь,
которой так любили помахать все эти господа рыцари и бароны.
– Допрыгаешься, Патрик! – прошипел
граф, делая вид, что не замечает, как нервно прыснули в кулачки обе
его дамы. – Однажды твоя пустая башка украсит Небесную стену! – Он
сорвал с головы корону и, скомкав, бросил под ноги Шуту. Желваки на
лице у Майры ходили ходуном, когда он круто развернулся и вышел
вон. Эхо его шагов гулко разнеслось по анфиладам комнат, уходящих
от тронного зала вглубь дворца.