— Баран бакшиш! – попробовал Ваха договориться.
— На черта мне твой баран?! Украдешь ведь, а мне
расхлебывай!
Ваха состроил просительную рожу. Вышло смешно. Тот еще жалобщик!
Встретишь такого темной ночью, сразу доставай свой горлорез. А за
неимением оного – кошелек.
— Черт с тобой! – вдруг смягчился Вася. – Жди здесь. Сейчас
принесу.
Унтер быстро смотался в казарму и вернулся с кинжалом. Ошибиться
было трудно. Вахин «ножичек» был единственным без ножен.
При виде своего кинжала в Васиных руках, чеченец зашелся в
восторге.
— Дай сюда ножны! – рявкнул на него Милов и показал, что ему
нужно.
Ваха отстегнул ножны и отдал без споров.
Вася вложил кинжал в ножны и туго примотал к ним рукоятку
прихваченной веревочкой. Только после этого отдал. Он еще с ума не
сошел давать чеченцу обнаженный «холодняк» вблизи от своей тушки.
Кто знает, что у того на уме?
Свежеиспечённый кунак оценил. Два воина, они понимали друг друга
без слов. А Вася заслужил его уважение и своим рыцарским
поведением, и проявленной смелостью в бою, и своими навыками
солдата. Добрый кунак у него появился в русской крепости!
— Бакшиш? – с надеждой спросил он.
Вася задумался. Ткнул пальцем в обувку чеченца.
– Япрякъ? Чувяк?
— Во-во! Чувяки мне принеси.
Унтеру была нужна нормальная обувь, а не тяжелые сапоги, чтобы
шастать по лесу. Еще во время своего побега из рабства он оценил
удобство чувяков из сафьяновой кожи. Правда, для зимнего времени
годились они плохо. Когда в горах выпадал снег, чеченцы даже
прекращали свои набеги, опасаясь отморозить ноги. Но как говорится:
за неимением гербовой пишем на простой. Вася считал, что для
скрытного перемещения лучше он ничего не найдет. Вообще, было бы
неплохо разжиться нарядом горца, чтобы в случае внезапной встречи
сойти в первый момент за своего. Об этом стоило подумать!
— Якши, якши, Ивась! – радостно закивал Ваха и добавил
по-чеченски. – Папаху и бурку тебе принесу! За родовой кинжал
ничего не жалко!
— Как ты меня назвал?! – вмиг вызверился Вася. – Я Василий, не
Ивась! Запомни, гололобый!
— Якши, якши! – забормотал чеченец и с трудом повторил. –
Василий!
Коста. Фрегат «Браилов», Севастополь - рейд Бююкдере,
февраль-март 1839 года.
Мне выпало на собственной шкуре испытать всю степень
благодарности Черноморского флота. В том смысле, что эту самую
шкуру холило, нежило, чесало и гладило множество моряцких рук,
начиная от младшего юнги и заканчивая великим и ужасным адмиралом
Лазаревым.