На землю постелили ковер. За ним встала большая толпа
вооруженных до зубов мюридов. Александр Павлович, неловко
придерживая полы своей шинели (зачем он только пошел в ней в такой
жаркий день?), бесстрашно перелез через туры. В сопровождении
небольшой свиты из нескольких офицеров, надевших эполеты и ордена,
и верных аварцев двинулся навстречу неизвестности, этой шеренге,
дышавшей ненавистью и злобой.
Я шел рядом, немного подрагивая. Пусть мне не впервой
сталкиваться лицом к лицу с опасностью и горцами меня не удивишь,
но с религиозными фанатиками встречаться еще не довелось. Что от
них ждать? Это не черкесы, свято чтящие кодекс Уорк хобзе! Нас не
спасут ружья рот кабардинцев, нацеленные в данную минуту в сторону
места переговоров. Насколько я понимал, лезгинам плевать на обычаи
войны. Когда имамом был Гамзат-бек, к нему явились на переговоры
юные аварские ханы. Их изрубили до смерти, а тела бросили, как
псов, у дверей дворца их матери. Убивали как раз те, кто сейчас
смотрел на нас с жаждой крови в глазах. Так они поступили с
единоверцами, а в борьбе с гяурами дозволено все. Абсолютно
все!
А еще я сейчас увижу легендарного Шамиля!
С нами было несколько жителей аулов Чиркей и Унцукуль. Захватили
их на случай, если имам откажется говорить по-турецки. Один из них,
Чаландар, насмешливо спросил знакомого по аулу мюрида:
— Откуда столько безбородых воинов в ваших рядах? Где их белые
чалмы?
— Это наши люди. У нас мюридом называется тот, кто выказал
повиновение всевышнему Аллаху, кто придерживается его религии, а не
тот, кто надел чалму.
— Так! – согласился Чаландар и насмешливо добавил для нас
по-русски. – Они нарядили женщин в черкески и дали им оружие. Рабов
сюда нагнали. А все для того, чтобы показать, как много у них
осталось воинов.
— И женщины могут стрелять! – осек я его ухмылку, совершенно
неуместную в нынешних обстоятельствах.
«Чего он добивается? Чтобы переговоры сорвались, не успев
начаться?»
Внезапно ряды воинов расступились, и к нам вышел Шамиль. Я узнал
его сразу. Сорокалетний, он не сильно отличался от своих куда более
поздних портретов. С телом и грацией настоящего воина, одетый, как
и все, в темную черкеску и зеленый бешмет, с кинжалом на поясе и
шашкой на шнуре через плечо, он ничем не выделялся среди своих
бойцов. Лишь длинный белый шлейф его чалмы, ниспадавший за плечи,
отличал его статус имама, а величавая походка – военного вождя. И
умный пронзающий до дна души взор…