Осокин ушел, пообещав вскоре
вернуться и показать мне, где располагаются столовая, туалеты и
душевые. Выходя из комнаты, он достал из кармана рацию и, включив
ее, спокойно произнес:
— Передайте в Третий отдел, что
Прототип-29 не работает. Нужно переходить к тестированию
Прототипа-30.
Я улегся на матрас, но, как только
закрыл глаза, перед внутренним взором предстало окровавленное лицо
Киры. Мне уже не забыть ее мертвых застывших глаз. Так уж я
устроен. Самым негативным проявлением моего недуга была
невозможность избавиться от навязчивых болезненных воспоминаний,
которые рано или поздно приведут мою личность к распаду. Может, зря
я не решил все там, в кухне сестры, стоя у открытого настежь окна?
Бесконечность манила меня, обещая избавление и свободу.
Чтобы немного унять подступающее
чувство безысходности, я сделал глубокий вдох и попытался отвлечься
дыхательными упражнениями. Эту дверь я всегда успею открыть. И моя
синяя бездна никуда не денется. Она будет ждать меня столько,
сколько потребуется. И обязательно дождется.
28 октября 2028 года
Дни в институте текли медленно,
неторопливо. Большую часть времени я проводил в комнате, где меня
разместил Осокин, лежал на кровати, пялился на пустые белые стены,
много спал. Без снов и тяжелых видений, когда врачи давали
снотворное, и рваным тревожным сном после того, как действие
таблеток заканчивалось.
Врачи, что осматривали меня, сошлись
во мнении, что те три дня, в которые я не принадлежал себе, я
провел на улице. Я был простужен, ослаблен, сильно потерял в весе
и, судя по активности префронтальной коры и миндалевидных тел, все
это время не спал. На правой ноге, ниже колена, кровоточила
огромная ссадина, левая лодыжка распухла и сильно болела. Меня
перевязали, вкололи антибиотики, миорелаксанты, противостолбнячную
сыворотку. И каждый день таскали на процедуры и сканирование
мозговой активности.
Также мне назначили беседы с
психологом.
Сегодня мы встречались с ней во
второй раз, и я надеялся, что сеанс пройдет несколько легче, чем в
первый. Открывать душу перед незнакомым человеком, пусть даже и
специалистом по преодолению кризисных состояний, для меня было
сродни эмоциональной катастрофе и лишь усугубляло фрустрацию. И
несмотря на то, что Марина вела беседу очень деликатно, старалась
не касаться особенно болезненных для меня тем, я еле отсидел
положенный час и вышел из ее кабинета с разодранными в кровь
пальцами.