— Еще как! Я такой красоты и не видал никогда!
— Потому я тебе и показываю. — Он еще немного подождал, пока
Ионел налюбуется, а потом принялся заворачивать крылья обратно. — У
меня до завтра полежат. Вила, конечно, в деревню сегодня точно не
войдет, но так все равно надежнее будет.
— Я бы это чудо и тронуть не решился… — проговорил впечатленный
до глубины души Ионел.
— Вот поэтому ты и мой помощник. И ножи не воруешь.
Пресловутый коньяк Кайлен предусмотрительно привез с собой.
Изрядно для этого собравшись с духом, потому что после вечера в
холмах ему на алкоголь даже смотреть не хотелось. Но он прекрасно
понимал, что если коньяк не взять, в деревне под праздники рано или
поздно придется вместо него пить сливовицу, которую румельцы
называли цуйкой. А про нее думать с похмелья было еще страшнее.
Так что от цуйки Кайлен благополучно избавил всех собравшихся:
перед завтрашним днем много пить не собирался никто, поэтому она
сегодня не грозила застолью даже в перспективе, для продолжения
веселья, когда коньяк иссякнет. Сперва атмосфера за столом стояла и
вовсе деловая: обсуждали завтрашние планы, во всех подробностях. Но
как только эти разговоры закончились, застолье быстро переродилось
в по-настоящему праздничное — чему, конечно, немного
поспособствовали Кайлен и его эбед. Ему было очень нужно, чтобы
этот ритуал удался не меньше Плугошорула. В итоге в общую атмосферу
затянуло даже Фаркаша, на которого как на оборотня эбед не
действовал.
Настроение, впрочем, царило не буйно веселое, а скорее
лениво-расслабленное, в полном соответствии с состоянием самого
Кайлена, который наконец-то выдохнул к концу трудного дня. Алкоголь
в сочетании с усталостью делал мысли и эмоции медленно-тягучими,
как смола, и это было приятное ощущение. И даже когда Андра
потребовала песен, потому что какое же без них праздничное
застолье, Ионел и Мария хором затянули какую-то протяжную дойну,
где в конце, на удивление, никто не умер, как оно обычно бывало в
таких песнях, но все много скитались. Потом им, правда, пришлось,
снова по требованию Андры, исправиться и спеть куда более веселую и
праздничную «Белые цветы».
После этого бабка, вошедшая во вкус руководства браздами
праздника, велела Горану с Кайленом петь что-нибудь праздничное и
липовское. Отвертеться удалось только Шандору, который
безапелляционно заявил, что у него нет ни слуха, ни голоса, поэтому
онгурских песен сегодня не будет. После чего Андра, разумеется,
потребовала от Кайлена еще и чего-нибудь латенского. Но проклятая
дойна, оказывается, крепко засела ему в голову, и на ум шли только
еще более мрачные баллады, где ближе к финалу умирали абсолютно
все, и тоже не слишком-то веселая айрнская “Siúil A
Rún”