Смоленск мы постарались миновать как
можно скорее. Возницы подгоняли коней, спеша проехать за день
побольше. На постоялых дворах не останавливались, ехали едва ли не
сутками, потому что услышь местные ненавистную им польскую речь,
вполне могли бы и красного петуха пустить. Натерпевшимся за время
долгой осады крестьянам на мои грамоты с печатями дела ровно
столько же, сколько и огню, в котором они сгорят вместе со мной и
ляхами. А уж в том, что двери постоялого двора, где мы рискнули бы
остановиться, будут подбиты основательными клиньями, а ставни
заколочены наглухо, никто не сомневался. Поэтому и гнали коней,
стараясь как можно скорее проехать Смоленскую землю, за которой
начинается, собственно Великое княжество Литовское.
И вот там-то, оказавшись в небольшом
местечке Рудня, пограничном селении, которое уже было литовским,
посольство остановилось на несколько дней. Причиной тому стало,
само собой, пьянство поляков. Если на русских постоялых дворах они
пили то, что пьют у нас, и самым крепким был ставленный мёд, то
здесь они дорвались до столь любимой всеми поляками водки. Её у нас
продавали только в царёвых кабаках, которых на дороге нет. И в
первый же вечер в корчмах Рудни, которых было аж три, не смотри,
что деревенька-то невелика, шла такая чудовищная попойка, что и
представить себе страшно. Я в ней участия не принимал, но мог
любоваться выходя на двор, как ведут себя товарищи шляхта, когда
оказывают дома. Только тогда я понял, что по другую сторону границы
они себя ещё сдерживали – здесь же разошлись по полной да так, что
всем тесно стало. До самого утра шныряли по улочкам Рудни вдрабадан
пьяные шляхтичи, гремя ножнами сабель и громовым голосами требуя
девок.
- Противно глядеть на них, - сплюнул
себе под ноги Зенбулатов, провожая взглядом очередную компанию
таких вот сильно перепивших шляхтичей. – Завтра, князь, жди гостей.
Понесут тебе жалобы со всех дворов за порченых девок. Да ещё и
корчмари заявятся.
И это было проблемой, но о ней я буду
говорить с Потоцким. Когда тот придёт в себя. Если не упьётся до
смерти – во что верилось довольно слабо. До границы я вполне мог
расплачиваться расписками, по которым хозяева постоялых и съезжих
дворов должны были получить деньги в уездной приказной избе. В
теории. Как будут платить по ним, не моё дело – тут уже пускай у
дьяков из уездного города голова об этом болит, на то они там
государем и посажены. В Литве никого мои расписки интересовать не
будут, так что с этого дня шляхта пьёт и гуляет за собственный
кошт. Вот о чём мне предстоит переговорить с Потоцким. Однако слова
Зенбулатова о визите жалобщиков и корчмарей навели меня на мысль, и
я усмехнулся сам себе. Пускай теперь Потоцкий и выкручивается со
всей своей латынью, как говорится, здесь мои полномочия всё.
Осталось, правда, объяснить это самому Потоцкому и местным жителям
заодно.