Поднять Потоцкого на следующее утро
оказалось настоящим подвигом. Водка свалила всех ляхов, а уж после
нескольких недель, а то и месяцев вынужденного воздержания от столь
крепкого алкоголя, ляхи так ей злоупотребили, что к полудню
приходили в себя лишь самые стойкие. Из тех, кто вливал в себя
ставленный мёд на постоялых дворах чуть ли не ведерными кружками. К
слову, молодой Станислав Потоцкий к их числу не относился.
Махнув рукой на то, что сегодня мы
точно не покинем злосчастную Рудню и представляя себе, что будет
твориться в ближайшем городе, а именно Витебске, я распорядился
оплатить постой моих дворян ещё на день. И тут же как только
мрачный Зенбулатов отсчитал корчмарю серебро, ко мне заявилась
первая депутация. Возглавлял её тот же самый корчмарь, едва
успевший прибрать отданные Зенбулатовым серебряные копейки в карман
долгополой одежды. За ним следовали остальные, похожие, словно
братья или племянники – все в такой же тёмной одежде, с длинными
волосами и бородами, рыжими, чёрными, седыми. Все как будто слегка
кланяются, однако стоит только встретить их взгляд и ты понимаешь –
зазеваешься и тебя разденут до нитки, не успеешь глазом
моргнуть.
- Ясновельможный пан князь, - закивал
корчмарь, возглавлявший это шествие, - твой слуга, видно, неверно
понял твой приказ. Он заплатил только мне и только за тебя,
ясновельможный, и за твоих людей за один день.
Я хотел было ответить ему, что ошибки
нет, но вовремя вмешалась память князя. Ронять свою честь в
разговоре с корчмарём да ещё и понятно какой веры – нет, так дело
не пойдёт. Это ещё хуже, чем самому выйти на переговоры с
зарвавшимся казацким ротмистром, как я хотел под Дорогобужем.
Много, много хуже.
Поэтому я так и остался сидеть за
столом, потягивая пиво и глядя в мутное оконце самолучшей корчмы в
городе.
- Ясновельможный князь, - загудел
нудным шмелём над ухом корчмарь, - изволь приказать своему татарину
заплатить за постой и погром остальных, кого ты привёл к нам.
Тут как раз подошёл и Зенбулатов, я
повернулся к нему и нарочито не обращая внимания на корчмаря,
сказал:
- Алферий, передай хозяину корчмы,
что я не несу никакой ответственности за ляхов, что приехали со
мной.
Зенбулатов, который хотя и крестился,
однако как всякий мусульманин людей иудейской веры не особо
жаловал, злобно покосился на корчмарей. Но прежде чем он начал
объясняться с ними от моего имени, я добавил: