Недосып скажется на ней. Обязательно. Она уже сейчас
сопротивляется сну, занимает себя, чем сможет, пока не засыпает
среди игрушек, что должны ее защищать. Но кошмары все равно находят
ее. Обычно Оленьку спасали амулеты, и новый, только что заряженный
не позволял кошмарам проникать в ее разум, но каждый следующий
заканчивался быстрее и требовал все больше. И стоил все дороже.
Видимо сегодня и купленный на прошлой неделе кончился. Всего шесть
дней назад. Шесть дней. Эдак артефактор к нам домой переедет.
— Я сам! — я встал, жестом остановив бросившую карты на стол и
начавшую подниматься гувернантку. — Я сам.
Оля подняла круглое бледное личико, улыбнулась мне, протянула
маленькие ручки, обняла меня за шею, прижалась всем телом. Я
ощутил, как по плечу потекли ее горячие слезы. Прижал ее к себе,
поднялся.
— Тебе со мной не страшно? — спросил я, поцеловав ее в щеку.
— Нет! — радостно улыбнулась она. — С тобой мне никогда, никогда
не стлашно!
— Тогда пойдем! — я шагнул на лестницу. — Сегодня я буду спать с
тобой!
Она ничего не ответила, лишь сильнее прижалась ко мне. Я
пригладил ее русые волосы и, перехватив маленькое и такое родное
тело поудобней, поднялся по лестнице. В спину мне полетело
одобрительное бурчание гувернантки.
— Я все слышу! — усмехнулся я, ступая в коридор второго
этажа.
Дверь скрипнула. Узкая полоска света ворвалась в комнату,
прорезала темноту, подсветив запрокинутую голову Оли. Она спала
беспокойно, часто вздрагивала, ворочалась, бормотала во сне. Ее
маленькие ручки впивались в простыни и одеяла, она лягалась и
выгибалась. Но она спала. Спала спокойно, насколько может спать
спокойно столь деятельная натура. Она спала, и разум ее отдыхал.
Сейчас ей кошмары не снятся. Я вижу. Я знаю. Кошмары снятся
иначе.
Я повернулся. В дверях, облокотившись на косяк плечом, стоял
отец. Вид у него был довольный, но вместе с тем напуганный и
уставший донельзя. Он всегда говорил, что мы, благородные господа
не имеем никакого морального права показывать свои слабости на
публике. И не важно, сколько вокруг народу, не важно, кто они, их
доход, происхождение. Если ты благороден, ты должен оставаться
таким до самого своего конца. Единственное место, где можно
показать слабость, это дом. Единственные люди, кто может видеть
твою слабость, это родные, самые близкие твои люди. Те, кому ты
всецело доверяешь. Отец всегда был строг и собран. Я никогда не
видел его ни слишком печальным, ни излишне радостным. Иногда мне
казалось, что он не испытывает никаких эмоций. И вот сейчас он
смотрит на меня и во взгляде его нежность смешивается с
напряжением. Он позволил мне видеть свой страх, свою усталость.
Неужто он, наконец, понял, что я вырос, понял, что может мне
доверять.