Глава 2.
Живчик
Наёмника из Метрополии зарыли второпях, первым, сразу, как
только рассвело, в начале нового ряда из дюжины могилок на
кладбище. Пастырь, прибывший лишь к обедне, был приятно удивлён —
уже прилюдно ещё одиннадцать безродных душ отпевать пришлось, с
обилием подношений и возлияний. И так как родни у покойников не
нашлось в этих краях, то за заморского упыря и десяток своих
бедолаг был вынужден, недовольно кривясь, уплатить Хитрован Билл.
Доски на острове являлись дефицитом, плохонькие гробы из горбыля и
обрезков сколотили только для местных, тела чужаков решили прикрыть
лишь драной мешковиной. Но неожиданно за отпевание последнего тела,
укутанного с головой в мешочную холстину, заезжего падре щедро
отблагодарила сердобольная девушка.
Бригада землекопов из островных рыбаков, пыхтя и обливаясь
потом, трудилась на кладбище с самого утра. Для почина дружно
опустошили пару объёмных бутылей рома, потом добавляли каждый раз
по чарке с захоронением очередного покойничка, и к концу траурного
мероприятия трудяги уже достигли крайней стадии просветления, когда
стало глубоко плевать на любые религиозные формальности. Потому
последний труп просто скинули прямо в мешке в яму и по–быстрому
закопали на фиг никому не нужного чужака. Только Марта дрожала от
волнения, теребя платочек и озираясь на осуждающие взгляды
болтливых поселковых кумушек.
Уставший пастор пробурчал заплетающимся языком сильно
укороченную версию поминальной молитвы, подумав, что лицо
чужестранца так обезображено — смотреть страшно, вот и запаковали
тело в мешок. Он слышал, как люди обсуждали кровавое ночное
побоище. А в сплетнях были: и одноглазый урод, и содранная с лица
кожа, да ещё местные краснобаи от себя жути всякой нагнали и всё
изрядно напутали. Так что, поступок Марты пастор списал на покаяние
перепуганной грешницы — не зря же дьявол в человеческом обличье к
молоденькой блуднице ночью с топором в спаленку приходил. Ох,
говорят, и орала девка от страха — на всю округу!
Хитрован Билл получил–таки от Марты выстиранный модный
камзольчик, белую рубаху и кожаные башмаки, а бесплатные душевные
терзания благочестивой кухарки, которую он заставил догола
раздевать труп, совершенно не волновали скупого островного лорда.
Похоронила паренька за свой счёт — ну и дура. Пусть её доброй душе
на том свете зачтётся, когда архангелы будут грехи считать.