Истома лелеял мысль всё же подловить безродных на срамных словах
в сторону царской личины или хотя бы в колдовстве, ведь тогда
разрешено кричать “Слово и дело” — а уж опосля их можно было смело
везти в Тобольск, где стоял приказ Тайных дел, а уж там, судьбу
безродных, в-раз бы решили. Но увы. Не колдуны, и не ведьмаки: Рожа
подтвердил, поскольку сам он - колдун навозный. И образование у них
имеется, считают похлеще кабатчика и лавочника-жидовина дающего
всем желающим деньги в долг. Знают грамоту. Знают много странных и
умных слов. Инквизитором - ката обозвали, опять же. Да и ещё,
иначе, по-всякому. И кромя того драться умеют лихо. Но и не казаки.
Казацкому сотнику, когда их вязали, нос своротили на бок, да так
лихо, что казаки теперь на безродных в большой обиде. Кажный день к
тюрьме ходят, прямо к окну где эти колодники сидят. То по
маленькому ходят, а то и по большому. Да ещё с катом ругаются,
требуют им безродных на суд отдать. Мол, некрасиво, когда стольник
с кривым носом, ибо смеются над казаками, позор, мол, это для них.
Кат бы и рад отдать, но воевода запретил, памятуя что помимо
стольника безродные умудрились избить аж пятерых казаков и двое из
тех страдальцев по сию пору лежат, встать не могут. Любопытственно,
что две седмицы, они вели себя смирно, стойко терпели наказания, а
тут, Щуке Иванычу вздумалось спозаранку поучить своих подмастерьев
Глузда и Ерёму, вот он и отдал им колодников. По двадцать
“горяченьких” прописал, а сам наблюдал за ревностным исполнением. И
сверх того, пообещал тому подмастерью, кто доведёт безродных до
крика, выставить ведро браги холодненькой, за старания. Вот и
постарался Ерёма, посыпал кнут солью, а гнусный Валерка, которого
он плетил, возьми да взбеленись. Вначале он ругал подмастерьев,
называл их кишками овечьими в кои арабы да пастухи свои срамы
засовывают, потом обзывал их отхожими местами куда черти нужду
справляют, а когда Щука Иванович потребовал, чтобы наказуемые вели
себя прилично, то переметнулся на него и так прошелся по всей его
родне до самого дальнего родственника, что кат схватился за сердце.
Там было всё: связи порочные супротив естества, страсть к
употреблению всякой отвратной пищи, нездоровые душевные
расстройства и более всего досталось матери Щуки Ивановича, которою
Валерка обвинил в том, что она сожительствовала с целой татарской
ордой, от чего её сын не может по ночам спать без плётки.