Дождь не прекращался, когда наш состав медленно вползал на
станцию Муром. Сквозь залитые водой окна можно было разглядеть
маневровые пути, переполненные товарными вагонами. Влажный пар
клубился вокруг колес, а на платформе сновали фигуры
железнодорожников в промокших бушлатах.
Рихтер, нахмурившись, наблюдал за тем, как наш локомотив
осторожно маневрирует на мокрых рельсах. Мы вышли на платформу, и
тут же на нас обрушился ледяной ветер. Далеко впереди виднелось
здание депо, где рабочие латали какие-то старые составы.
— Местные знают что-то, чего не знаем мы, — тихо сказал
Островский, указывая на группу железнодорожников, которые
переговаривались у вагонов.
Подойдя ближе, я услышал, как один из них, пожилой дежурный по
станции, вздохнув, сказал:
— Долго вам тут стоять? Погода портится, с запада надвигается
буря.
Я прищурился.
— Насколько серьезная эта буря?
— Дожди еще пару дней будут, но потом ветер сменится,
температура резко упадет. Ветры такие, что даже лошадей с ног
сбивают, — железнодорожник кивнул в сторону серого неба. — Если у
вас есть дела дальше, лучше уходите сейчас.
Рихтер переглянулся со мной.
— Нам надо пополнить запасы воды и угля, — заметил он. — Без
этого дальше не уйдем.
Я кивнул. Вскоре рабочие уже загружали в тендер дополнительные
запасы угля, а водозаправочный кран наполнял котлы.
Железнодорожники помогли нам укрепить заплатку на котле,
установленную Островским.
Я задумался. Остановиться здесь означало задержку, но продолжать
путь в ухудшающихся условиях тоже риск, причем немалый.
— Двигаемся дальше, — сказал я, принимая решение. — Циклон нас
не остановит.
Рихтер вздохнул, но не спорил. Через полчаса, когда паровоз
снова дал гудок, мы тронулись в путь. Дождь перешел в ледяную
морось, а ветер усилился. Наступала ночь, а навстречу нам шла лютая
буря.
Паровоз дал протяжный гудок, эхом разнесшийся над ночным
Муромом. Колеса медленно завертелись, увозя состав прочь от тускло
освещенной станции. В темноте промелькнули последние стрелки,
приземистые пакгаузы, одинокая водонапорная башня.
Я стоял в тамбуре, глядя как тают вдали станционные огни. Ветер
усиливался с каждой минутой, забрасывая в лицо ледяную крупу.
Впереди едва различались платформы с оборудованием, укрытым
промасленным брезентом.
В вагон вошел Рихтер, стряхивая с плаща капли воды: