Прижавшись к стене и ощущая жар корпуса за спиной, я осторожно
сместился в сторону, стараясь оставаться в тени обломков и уйти
подальше от дымящегося корабля — тень могла вернуться, а здесь,
среди руин, я надеялся найти укрытие, где меня не заметят. Каждый
шаг сопровождался слабым скрипом песка под ногами, и я старался
двигаться тише, но хруст позади не отставал, становясь громче с
каждым мгновением — их было слишком много, и они знали, где я.
Дойдя до покосившегося каркаса, напоминавшего остатки автобуса, я
укрылся за ним и выглянул, вглядываясь в пустошь. Их силуэты
проступали всё ближе, щупальца и лакричные спины заполняли сумрак,
поблёскивая кислотой и глазурью, и я понял — это толпа, медленная,
но неотвратимая, как волна, готовая поглотить меня.
Я высунулся из-за покосившегося каркаса автобуса, где только что
прятался, и замер, ощущая, как жар дымящегося корабля обжигает
спину. Их силуэты заполняли сумрак — сотни тварей ковыляли через
пустошь, их движения были медленными, но неотступными, как у зомби
из старого комикса. Гудение шагов гремело в ушах, низкое и тяжёлое,
словно камни катались по земле, и я понял: ждать нельзя — их
слишком много, чтобы пересидеть тут, у ржавого остова, что
попискивал позади, испуская клубы едкого дыма.
Ветер взвыл, швыряя пыль вдоль улицы, и я рванулся вперёд, ныряя
в узкий проулок между двумя рухнувшими стенами. Ноги вязли в песке,
усеянном осколками бетона, но я бежал, слыша, как позади нарастает
шарканье — сотни лап топали по земле, шипение кислоты разъедало
воздух, лакричные кости звякали, задевая обломки. Они не гнались
быстро, а ползли, неотвратимо, как волна гнили, и их число росло с
каждым мгновением. Я бросил взгляд через плечо: щупальца волочились
по песку, оставляя едкие лужи, лакричные крючки цеплялись за бетон,
а среди них мелькали новые формы — твари с леденцовыми черепами,
карамельные когти царапали землю, желейные лапы оставляли липкие
пятна, что шипели, растворяя почву. Их были сотни, каждый уродливее
другого, и все они тянулись ко мне.
Проулок вывел меня на широкую дорогу — или то, что от неё
осталось: завалы из обугленного мусора, остатки машин с прогнившими
рамами громоздились в кучах, фонари гнулись к земле, их стёкла
давно обратились в пыль. Я перепрыгнул через рваный кусок металла —
остатки вывески с буквами «зак...», — ощущая, как он гнётся под
весом, и рванулся дальше, пока завывания ветра не заглушили стук
моего сердца. Шарканье шагов не отставало — они выползали из
проулка, их щупальца шлёпали по песку, лакричные кости звенели,
задевая бетон, а желейные формы плюхались следом, оставляя за собой
смрадный след. Они не торопились, но их было повсюду — справа,
слева, впереди, как будто весь город ожил, чтобы поймать меня.