А уехал он со своими охранниками, когда толком и не рассвело.
Его фуру загрузили ещё вчера, и отправляться было решено сразу
после завтрака, чтобы успеть в замок засветло. Дорогу очень кстати
прихватило заморозком, так что колёса не будут вязнуть в грязи, да
и лошади неплохо отдохнули за эти дни.
Из-за фуры ехали поневоле медленнее обычного, хоть и не тащились
еле-еле, как если бы сопровождали телеги с зерном. Всё же гномы
действительно знали толк в механизмах, и большая, неповоротливая с
виду повозка катилась так легко и мягко, словно вообще не была
загружена. Рядом с нею сразу пристроился сир Кристиан, потеснив
даже охрану, и Катриона не стала мешать ему разбираться с Меллером,
хотя ей очень хотелось напоследок поболтать с неглупым и кое-что
повидавшим собеседником — когда ещё представится такая
возможность?
Возвращаться на ночь глядя в Вязы она, разумеется, не стала. И
вообще, на то, чтобы разгрузить фуру и сдать десятину и подарки для
барона его управителю (вот уж Карл удивился, получив деньги вместо
зерна!), ушёл остаток вечера, так что выбраться в храм получилось
только утром. Мать Саманта несколько раз перечитывала и разрешение
на брак, и сопроводительное письмо к нему, хмурилась, вздыхала и
сама спросила наконец, не проще ли будет как-то обойтись этой зимой
своими силами, чем влезать в долги. Разумеется, часовне совсем бы
не помешало ещё одно пожертвование, сказала она, но глава Храма,
видимо, упускает из виду разницу в доходах у жителей столицы
графства и Приграничья.
А барон уже знал от сира Кристиана, какой ответ Катриона
получила из Озёрного, и даже не спросил — уверенно так заявил: «В
долг больше брать не станешь, верно? Вот и правильно». Баронесса
тоже повздыхала: «А я так надеялась помочь вам, бедное дитя».
Катриона уныло промолчала на это: в замке вовсю готовились к
помолвке сира Кристиана с сирой Луизой, и заикаться о своих Вязах в
качестве приданого… Сиру Кристиану нашли невесту, а сиру Роланду,
ныне графскому гвардейцу, даже отцовский замок показался тесен и
скучен — что́ ему убогое сельцо на задворках баронства. Катриона
подумала, как хорошо, что ей не хватило смелости признаться ему в
своих чувствах. Может быть, он и не стал бы над нею смеяться, но ни
сама она, ни её любовь ему точно не были нужны.