— Если девушка смотрится в зеркало, значит, всё не так плохо, —
сказала госпожа Елена, по-прежнему невесело улыбаясь. — Садитесь к
огню, сира Катриона, сейчас я вас чаем напою, а то барон до сих пор
не признаёт этот запаренный веник, а я, каюсь, без запаренного
веника чувствую себя, как запойный пьяница без вина. Вот, кстати,
почитайте пока, чтобы не скучать. И простите за неважные вести.
Она положила Катрионе на колени новенькую, аж глянцевую ещё
кожаную папку с гладкими яркими шнурками. «Бедняжка, которую
собирались расстроить ещё больше», с замиранием сердца развязала
узелок и озадаченно нахмурилась: папка полна была разномастных
бумажек, вкривь и вкось исписанных разными почерками.
— Ой, — вздохнула Катриона, — госпожа Елена, вы уж извините, но
я плохо чужую руку разбираю, а тут ещё и не одна.
Та посмотрела на неё с удивлением.
— Да? Но вы же вели хозяйство отца, а потом брата. Я подумала…
хотя, конечно, чьи записи вам было читать. Простите. Ладно, я
расскажу суть, а подробности понемногу прочитаете потом. Зима
длинная, и она ещё даже не начиналась.
В общем, как рассказала госпожа Елена, между делом ставя чайник
на горелку, заваривая чай, разливая его по чашкам и нарезая сладкий
пирог (не соврал пекарь, пирог принесли чуть ли не вместе с
сундучком госпожи Ферр), она поручила каким-то таинственным типам
собрать все сведения о городской родне Катрионы. Матушкины сёстры,
присылавшие племянникам письма с соболезнованиями после похорон
отца, о смерти Вальтера не знали, и не мешало бы их, кстати,
известить: сын покойной сестры всё-таки. А вот тот самый матушкин
кузен откуда-то узнал о гибели Вальтера и теперь разнюхивал всё,
что мог, о Волчьей Пуще, о Вязах и о «бедной сиротке, которую
следовало взять под опеку». Нет, таких действий госпожа Елена вовсе
не осуждала. Не понравилось ей, что дядюшка Артур, давно и
благополучно женатый и имеющий троих детей, очень любил юношей,
почти подростков, но объявлять их своими официальными фаворитами не
спешил. Попользовавшись ими год-другой, он обычно избавлялся от
надоевших любовников каким-нибудь приличным способом, а сам
подыскивал себе свеженького и неиспорченного — обычно сир Артур
выбирал его из приехавших в столицу графства юных и неопытных
сеньоров родом из окружающих деревушек. С последним же он крупно
промахнулся: юное чистое создание с ясным взором оказалось той ещё
пиявкой, и отделаться от него по-хорошему сиру Артуру никак не
удавалось. Юнец соглашался уступить место следующему только при
условии хороших отступных, а в противном случае грозился ославить
стареющего сластолюбца на весь Озёрный, особенно упирая на
невеликие мужские таланты сира Артура. «Так что, сира Катриона, —
предупредила госпожа Елена, — готовьтесь к возможности стать женой
молодого да раннего паршивца. Про разрешение вступить в брак сразу
после Солнцеворота дядюшка уже как-то пронюхал. Как бы он не привёз
своего любовника в Волчью Пущу через неделю-полторы после
праздников. И отказаться от его сомнительной заботы у вас права нет
— он ведь и правда ближайший ваш родственник мужского пола».