Лето заканчивалось, день стоял нежаркий, но сухой и пыльный.
Ветер гонял эту пыль вдоль дороги, закручивал мелкими вихрями,
щедро обсыпал ею конных и пеших. Досталось и седокам в возке, и
самой Катрионе. Оставалось надеяться, что в замке их ждут, не
позабыв за более важными и срочными делами: Катриона за два дня до
отъезда Марены и сиры Августы отправила туда бойкого дедка, который
в поле работать уже не годился, но править той самой скрипучей
двуколкой вполне себе мог. Особенно если запрячь в неё смирного
старого мерина. Разумеется, мальчишек, желающих отвезти записку её
милости в замок Волчьей Пущи, было сколько угодно, но Катриона сама
росла этаким парнем в юбке и не особенно доверяла сорванцам. И
мерина было жалко — какой-нибудь раздувающийся от важности юный
гонец наверняка станет принуждать беднягу скакать галопом, а куда
уж ему в галоп. Пусть рысит себе потихоньку с таким же стариком в
повозке. И старик уж точно ни в какое приключение по дороге не
вляпается, как Конопушка прошлым летом.
Барон (а скорее уж, его жена) про гостий не забыл. Умывшись с
дороги, Катриона, помедлив, надела приготовленное служанкой чьё-то
тёмно-синее платье. Простое, домашнее, без всяких украшений, не
сказать чтобы траурное, но всё-таки достаточно скромное. Скроено
оно было довольно свободным, однако Катрионе отчаянно жало в
плечах, поэтому и рукава оказались коротки. Она даже подумала, не
лучше ли надеть снова чёрную рубашку, сшитую для Вальтера на
похороны отца, и раздвоенную юбку, но юбку уже унесли — чистить от
пыли, видимо. Пришлось терпеть врезающиеся проймы и без конца
поддёргивать манжеты, пытаясь натянуть их на запястья.
В таком виде она и явилась в столовую, куда её позвали, едва она
успела одеться и причесаться. Барон обнял её, утешающе похлопав по
спине, баронесса тоже обняла, только не по спине похлопала, а
погладила по голове, пробормотав: «Бедная девочка! Не торопитесь
уезжать, я знаю, как вам помочь». Катриона чуть не разревелась.
Мать она помнила смутно, Лидия сироток жалела и даже, в общем,
любила, но всегда помнила, кто они́, дети сеньора, и кто она́,
управительница, а иногда так хотелось обнять кого-нибудь и
поплакать всласть. С сирой Аделаидой Катриона не особенно была
близка, но теперь даже на её костлявом плече готова была порыдать,
не строя из себя сильную и несгибаемую. Только конечно наедине, а
не в столовой, где собралось всё немаленькое семейство барона,
приехавшие по каким-то делам вассалы, фаворитка его младшего брата
и «придворный маг», как кто в шутку, а кто и всерьёз именовал
пожилую колдунью, которая когда-то была наёмницей и охраняла жену
сира Ламберта, а потом окончательно переехала в Волчью Пущу.
Нравилось ей тут, говорила сира Фрида. Люди тут были, по её словам,
настоящие, не как поближе к столицам. Ну, Катрионе сравнивать было
не с чем, так что оставалось верить бывшей наёмнице.