Никто, конечно, Катриону одну на произвол судьбы не бросал.
Кто-нибудь из братьев или сыновей сира Георга то и дело
наведывался, чтобы проверить, не завёлся ли кто лишний в окрестных
лесах, и спросить, какая нужна помощь. Помощь незамужней сеньоре
требовалась только в охране её земель, но прислать ей кого-нибудь,
кто командовал бы отрядом бойцов, барон не мог. Не мог именно
потому, что не было у Катрионы ни отца, ни брата, ни мужа:
посторонний мужчина, живущий в её доме, бросал бы тень на её
репутацию. Всё же военных действий Волчья Пуща ни с кем не вела, а
разбойники — это всего лишь разбойники, не вражеское войско. Все же
остальные заботы Катрионе были знакомы с детства, привычны,
утомительны, конечно, зато не оставляли времени жалеть себя. Только
столовая, где раньше обедала вся семья, пугала её гулкой пустотой и
тенями в углах, так что Катриона, наплевав на своё происхождение и
какие-никакие манеры, стала есть на кухне. Отдельно от прислуги,
конечно, но на кухне. Если только её не навещал в очередной раз
кто-то из родственников барона — тогда, разумеется, накрывали в
столовой.
Сир Ламберт и привёз ей письмо из Озёрного. Вернее, два — одно
прилагалось к тщательно упакованному тяжеленному тюку. «От моей
приёмной дочери», — пояснил сир Ламберт, когда Катриона распорола
тщательно зашитую горловину кожаного мешка и вытряхнула из него
плотно уложенные платья — тёмные, простые, без всякой отделки, в
каких и полагается ходить, когда не носишь настоящей траурной
одежды. В письме, вернее, записке, прилагавшейся к этому добру,
сира Мелисса объясняла, что располнела после рождения второго
ребёнка и ни в одно из этих платьев уже не помещается. Так что
если, храните Девятеро, придётся снова носить траур, то шить
придётся всё заново. Она ни в коем случае не желает оскорбить сиру
Катриону, отослав ей свои обноски, писала сира Мелисса, но
поскольку сира Катриона оказалась в результате кое-чьих действий в
весьма стеснённых финансовых обстоятельствах, не примет ли она эти
вещи? Если она не желает носить их после посторонней женщины, даже
не дальней родственницы (хотя они тщательно простираны,
разумеется), можно пустить их на чехлы для мебели, на лоскутные
коврики и вообще на что угодно.
— Ох, — сказала Катриона, встряхивая лежавшее сверху тёмно-серое
платье из такого тонкого, мягкого и шелковистого сукна, что она
даже засомневалась, а сукно ли это? — Мне вот только оскорбляться,
когда мне же помочь пытаются! Передайте, пожалуйста сире Мелиссе,
что я ей очень благодарна. Я ей пошлю потом чернобурок или куниц,
когда снег ляжет, хорошо? Пока ещё, сами знаете, рано на них
охотиться.