— Здравствуйте, — Николай кивнул ей. — «Приму» и «Столичную»,
пожалуйста.
— Одну пачку? — женщина окинула его оценивающим взглядом.
— Да, и бутылку.
Она достала из-под прилавка пачку сигарет и пыльную бутылку с
мутноватой жидкостью. Николай знал, что вероятность нарваться на
паленый алкоголь в таком магазинчике близка к ста процентам, но в
его возрасте — настоящем возрасте — он давно уже научился
определять качество по виду и запаху. Хотя нередко пил и дрянь,
особенно в первые годы после возвращения из Чечни, когда кошмары
были особенно яркими.
— Сто восемьдесят, — объявила продавщица.
Николай протянул одну из сотенных купюр. Женщина долго
разглядывала ее на свет, проверяя на подлинность, затем со вздохом
выдала сдачу мелочью.
— Закусить не хочешь? — спросила она, смягчившись. — Есть
колбаса, хлеб...
— Не нужно, спасибо, — ответил Николай, забирая покупки.
Он вернулся в свою комнату, закрыл дверь и сел на кровать.
Открыл бутылку, принюхался. Запах был резким, химическим —
определенно не лучшего качества, но и не совсем отрава. Николай
поискал глазами стакан, но нашел только чашку с отбитой ручкой.
Подойдет.
Молча налил себе на два пальца и выпил залпом, не морщась. Тело,
непривычное к алкоголю, отреагировало мгновенно — обожгло горло,
потеплело в желудке, слегка закружилась голова. Николай закурил,
глубоко затянулся и откинулся на кровати.
Николай улыбнулся воспоминанию. Он ушел в армию, а Серега...
Серега выбрал свой путь. Короткий и яркий, как вспышка, и такой же
мгновенно угасший.
Водка постепенно делала свое дело. Мысли путались, перед глазами
плыли образы прошлого — яркие, отчетливые, до боли настоящие.
Детдом, казенные коридоры, запах столовской каши, драки за
выживание...
Он вспомнил Петьку Лазарева — невзрачного веснушчатого
мальчишку, который умел рисовать как бог. С огрызком карандаша он
творил чудеса — портреты такие точные, что дух захватывало.
Воспитательница Марья Степановна даже возила его рисунки в город,
показывала каким-то важным людям в галстуках. Говорили о
художественной школе, о стипендии, о большом будущем.
А потом Петька утонул. Летом, когда их повезли на речку. Нырнул
и не вынырнул. Нашли только через три дня — тело прибило к берегу в
двух километрах ниже по течению. Хоронили всем детдомом, но плакали
только девчонки и Марья Степановна. Мальчишки стояли молча, глядя
на маленький гроб, и каждый думал о том, как это — уходить вот так,
на полуслове, не успев ничего сделать, никем не став.