Николай никогда не узнал, стала ли она врачом. Не пытался найти
— слишком много воды утекло, слишком много всего случилось. Но
иногда, в редкие спокойные моменты, он вспоминал ее улыбку и думал,
что где-то там, в другом городе, она, наверное, счастлива. И
почему-то эта мысль согревала.
Он сделал еще глоток водки. Бутылка опустела почти на две трети,
и комната уже слегка покачивалась перед глазами. Пьянел он быстро —
сказывалось молодое тело, непривычное к большим дозам алкоголя. В
«настоящем» времени он мог выпить литр водки и остаться на ногах —
годы тренировок не прошли даром.
Странно было думать о своей жизни как о двух отдельных временных
линиях. Прошлая — долгая, мучительная, полная боли и потерь. И эта,
новая — еще только начинающаяся, чистый лист, на котором можно
написать что угодно. Если, конечно, получится избежать армии,
Чечни, войны...
Мысли снова вернулись к детдому, к годам становления, к моменту
выпуска. Восемнадцатилетним юношам и девушкам вручили документы,
скромные подарки и отправили во взрослую жизнь — безжалостную,
неподготовленную, жестокую к сиротам.
Им полагалось жильё от государства, но в девяностые эти гарантии
часто оставались на бумаге. Кто-то из выпускников уходил к дальним
родственникам, кто-то снимал углы, кто-то просто бомжевал. Николаю
повезло — как отличнику, ему дали направление в техникум и место в
общежитии. Там было тесно, шумно, порой опасно, но всё же лучше,
чем на улице.
В техникуме он выбрал специальность электрика — ничего
особенного, но стабильная работа, востребованная профессия. Учился
прилежно, не блистал талантами, но и не отставал. Держался
особняком — сказывалась детдомовская привычка никому не доверять
полностью.
И только с Таней, медсестрой из поликлиники, он позволил себе
открыться. Она была первой, кто увидел в нем не сироту, не бывшего
детдомовца, а просто парня — с мечтами, страхами, надеждами. С ней
он мог быть собой, не притворяться, не строить стену из грубости и
сарказма.
Именно поэтому повестка стала такой трагедией. Только начав
строить что-то настоящее, он должен был всё бросить и уйти в
неизвестность. А вернувшись — уже другим человеком, сломленным,
опустошенным — не смог восстановить то, что было разрушено.
«Но теперь всё будет иначе, — подумал Николай, делая еще один
глоток. — Теперь я знаю, что делать. И не повторю тех же
ошибок».