Главарь попытался сбежать. Я перегнал его за три шага, схватил
за шею и приподнял над землей.
— Ты... Имперская... гниль... — хрипел он.
Я второй рукой взял его за поясницу и подняв над собой, медленно
начал сгибать. Но, я одумавшись, положил его корпус себе на колено,
и начал сгибать позвоночник. Через непродолжительное время его
сухожилия лопнули, а кости захрустели. Грозный зек начал скулить, и
просить о пощаде. В какой момент он обмочился, и обосрался, а
позвоночник был все таки вывернут до конца.
Я бросил труп на пол и прошелся сапогом по лицу. Череп
расплющился, как тыква.
Те кто были еще живы пятились назад. Я добивал их одного за
другим:
- Тринадцатого разорвал ударом топора от плеча до бедра.
- Четырнадцатый, тоже погиб от топора.
- Пятнадцатый — сломанная шея.
- Шестнадцатый — удар коленом в грудь, раздробленное сердце.
Последние двое молили о пощаде. Я связал их кишками убитых и
бросил в темный угол. Пусть подыхают медленно.
***
Коллектор утих. Воздух был густ от крови и страха. Я собрал
оружие: топор, вытер кровь о штаны, нож изрядно зазубренный, и
заточку, застрявшую в чьем-то черепе. Трупы зеков валялись, как
куски мяса на бойне.
Подошел к «трофеям» — куча ржавых инструментов и патронов от
огнестрельного оружия. В углу нашел флягу с водой. Выпил залпом,
выплюнул — внутри плавали личинки.
Тишина после боя всегда кажется неестественной. Она не приносит
облегчения, не дарует покоя. Она лишь подчеркивает, что вокруг
больше нет жизни. Только трупы. Только кровь. Только я. Я стоял
посреди этого ада, ощущая, как тяжесть оседает в моих костях, в
мышцах, в самой душе. Но вместе с этой тяжестью приходило и нечто
иное — странное, почти неосязаемое чувство. Я становился сильнее.
Снова сила наполняла мое тело. Это было что-то глубже, что-то, что
нельзя измерить или объяснить. Это было как будто сама смерть,
окружавшая меня, впитывалась в мою кожу, в мою кровь, делая меня
частью этого хаоса, частью этой войны.
Я огляделся. Вокруг валялись тела. Зеки, имперские гвардейцы,
мятежники — все они теперь были равны. Смерть уравняла их. Я
прошелся между трупами, стараясь не наступать на разбросанные
конечности и внутренности. Мои сапоги хлюпали в лужах крови,
оставляя за собой кровавые следы. Я вылил остатки гнилой воды из
фляги и бросил ее в рюкзак. Вода была отвратительной, даже с учетом
того, что она казалось драгоценной в этом аду.