Поднимаясь на четвёртый этаж, я чувствовал на себе пристальный
взгляд соседа. На площадке я увидел четыре двери. Я замер,
по-прежнему ощущая, что дядя Боря с меня буквально глаз не
спускает.
«Почему он за мной следит? Понял, что я чужак?» — мелькнула
мысль, но тут же растворилась, когда меня с непреодолимой силой
потянуло к одной из квартир. Я инстинктивно прошёл ещё несколько
шагов и остановился перед дверью квартиры 47. Повернувшись к
провожатому, я протянул руку:
— Ну всё, бывай, дядя Боря. Спасибо за помощь.
Он кивнул, но не уходил, наблюдая, как я достаю ключи. Первая же
попытка открыть дверь обернулась конфузом — ключ не входил в
замочную скважину. Я невозмутимо вставил в замочную скважину второй
ключ и попытался провернуть его, но у меня снова ничего не
получилось. Сзади раздался насмешливый голос соседа:
— Не боись, тут не Америка — днём двери не закрываем. Хочешь
зайти — поверни, дёрни… и не перепутай: не от себя, а к себе!
Блин, как же я мог не подумать о такой простой вещи? Но,
справедливости ради, в двадцать первом веке все привыкли закрывать
двери на все замки. И вообще запирать всё, что только возможно.
Мысленно ругая себя, я повернул ручку, махнул соседу на прощанье и
шагнул в прихожую.
Тёплый, уютный запах чего-то вкусного защекотал ноздри,
смешиваясь с ароматом лаврового листа из кухни.
Взгляд скользнул по смутно знакомой обстановке: деревянная
вешалка с крючками, тумбочка с телефоном, накрытая кружевной
салфеткой-паутинкой, зеркало в самодельной резной рамке, с которой
местами облез лак. Из кухни доносилось тиканье ходиков и шум
кипящего чайника.
Я застыл на пороге, разглядывая обстановку. Взгляд перескакивал
с одного предмета на другой, и чем дольше я рассматривал прихожую,
вдыхал запахи, тем сильнее в груди было чувство — вот оно, моё,
родное. Странно, но я не чувствовал себя здесь чужим.
— Серёжа? — послышался приятный женский голос, от которого моё
сердце на миг будто замерло, а потом забилось сильнее.
Женщина лет сорока, с тёмными волосами, тронутыми сединой и
собранными в небрежный пучок, вышла в прихожую из кухни. Её
красивое, но уставшее лицо с морщинками у глаз выглядело
взволнованным. Было видно, что она беспокоилась о сыне, который
вышел всего лишь за хлебом — и пропал. Я понял, что улыбаюсь. Давно
за меня никто не беспокоился. Я взрослый, уже даже стареющий мужик,
но ее забота почему-то меня не коробила. Бывает же…