В простеньком ситцевом халате и переднике в цветочек она
выглядела одновременно хрупкой и сильной. В руках у неё было
небольшое полотенце, которым она сейчас вытирала руки.
Мать… Какое-то необъяснимое чувство родства тронуло меня. Будто
я знал её всю свою жизнь. Именно свою жизнь.
— Ну наконец-то! Что так долго?
— Мама? — хрипло вырвалось у меня, я и сам поразился, насколько
легко мне далось это слово. А ведь я впервые произнёс его. Никогда
прежде в своей прошлой жизни я не называл так никого.
Она улыбнулась, махнув кухонным полотенцем:
— Мама, мама, кто ж ещё? Ты чего встал? А кефиру не купил? Ну
ладно… разувайся, мой руки — и за стол. Еда стынет.
Я сглотнул комок и кивнул. В этот момент я уже не сомневался,
что очутился в новой реальности. В прошлом. Слишком правдоподобно
тут пахло борщом, слишком тёплыми были её руки, когда она с улыбкой
подошла и поправила мой воротник. Затылком я не поворачивался,
нужно ещё будет незаметно смыть присохшую кровь.
Я снова посмотрел на свои руки с родинками и детским шрамом,
которого не было в моей прошлой жизни.
«Значит… это теперь моя жизнь», — проговорил я про себя,
направляясь к умывальнику.
Я открыл скрипучий кран в ванной, которая никогда не видела
кафеля. Вместо этого стены выкрашены в непритязательный зеленый
цвет до самого потолка. Помыл руки под струёй прохладной воды,
наскоро сполоснул затылок — крови на нем оказалось, на мое
удивление, совсем немного. Вытерся о старую, но чистую тряпку, что
висела на крючке вместо полотенца. Прошел на маленькую кухоньку и
сел за стол. Чуть слюной не захлебнулся. Только сейчас я понял, как
голоден. Видимо, перемещение сознания — штука энергозатратная.
Ха!
Я уже не присматривался к столу, клеенке, кое-где изрезанной и
потёртой. Невозможно было оторвать взгляда от дымящегося борща в
тарелке с плавающим пластом сметаны. Она таяла в янтарных прожилках
бульона. Суп пах настолько одуряюще, что в животе громко заурчало.
Рядом стояла чашка с отварной картошкой, щедро посыпанной свежим
укропом, и кусочками солёной селёдки. Чуть дальше — блюдце с
ломтиками сала и кляксой горчицы на краешке.
— А хлеб где? — вспомнила мать, снимая чайник с плиты.
Я кивнул:
— В прихожей оставил, в авоське. Щас принесу.
— Да сиди, сиди, я сама.
Она вышла и вернулась с булкой.
— Кефира не было?