— Имя её — Астрид, — я продолжил. — Невеста моя. Луноликая. Та,
что верила. Та, что ждала. Та, что не дождалась. Пусть Хель сама
приведет ее в Хельхейм, где она обретет вечный покой.
Я бросил в огонь пояс и гребень. Оба вспыхнули ярко. Я смотрел,
как полыхают. Как превращаются в пламя всё, что у меня осталось.
Пламя — это память. Это прощание. Это мост, по которому они
уйдут.
Один за другим мужчины подходили к своим кострам. Кто-то молча.
Кто-то — сквозь зубы произносил имена. Кто-то — пел. Песни были
простые, древние. О славе. О любви. О горе. Один старик завёл
боевую сагу о жене, которая одна отбила дом от волков. Мы
подхватили.
Пели не для мёртвых — для себя. Чтобы не сойти с ума. Чтобы
напомнить: они были. Они жили. Их любили.
Огонь вздымался к небу. Треск дров, рев пламени, пение — всё
сливалось в единый голос. Прощальный. Гневный. Благоговейный.
Утром я пришёл первым. Или просто не уходил, горе настолько
поглотило меня, что сказать точно, что именно я делал прошлой ночью
я просто не мог. Впрочем, никому и в голову бы не пришло
спрашивать.
Камень, на котором мы собирались накануне, был всё тем же —
холодным, шершавым, покрытым тонкой изморозью. Земля под ногами
хрустела от первых признаков заморозка, как будто сама затаила
дыхание, боясь спугнуть то, что зрело в нас за ночь.
Мужчины подходили молча. Кто-то с глазами красными от
бессонницы, кто-то с лицом, на котором застыла немая решимость. Их
шаги были неспешны, но в каждом движении чувствовалось: в них
больше нет растерянности. Только тяжесть понимания, что мы пережили
то, что невозможно было пережить. И всё равно стоим.
Старый скальд опёрся на посох, сел ближе к кругу. Угр молча сел
рядом со мной, чуть раздвинув локтями пространство, словно хотел
сказать — я здесь, я рядом. Остальные расселись по кругу, кто как:
кто-то на плаще, кто-то прямо на землю. Никто не спешил заговорить.
У всех было чувство, что слова больше не принадлежат каждому по
отдельности. Они принадлежат кругу.
— Мы собрались, — проговорил наконец один из старших. — Вчера мы
отпустили мёртвых. Сегодня пора подумать, что делать живым.
Воцарилось молчание, которое никто не торопился нарушать. Я
поднял взгляд на тех, кто был со мной в походе, кто делил весло и
хлеб, кто возвращался с надеждой, а нашёл пепел. И тогда я
заговорил.