Местные не знали, откуда она. Да и не спрашивали. Лица у всех
тут были мрачные, не до чужих историй. У Шейд — лицо, на котором
история писалась молча. В глазах — недосказанное, в движениях —
сдержанное. Кто-то пытался заигрывать. Один. С тех пор больше не
пытались.
Она вышла на улицу — утро было сухим, обманчиво ясным. В небе —
хищные птицы, кружащие над центром. Магический фон — тёплый, но с
треском. Последние дни в магической сети города всплывали
артефактные сбои, и об этом всё чаще шептались в казармах. Мол, то
лампы тухнут, то ворота не открываются, то люди умирают во сне — и
не от ножа. А оттого, что перестают дышать.
Шейд надела кожаную куртку, закрепила броню. Взяла меч, который
не отпускала с тех пор, как ушла от Уайта. Тогда они оба решили,
что так будет лучше. Не порвали. Просто — перестали говорить. Он
ушёл на восток. Она — в Поренну. Он шёл к морю. Она — в стену.
Сегодня она была в составе патруля под номером 14. Четыре
человека. Маг Лор, молодой, но слишком умный для своей должности.
Рей и Арма — бывшие наёмники, перешедшие на «государственное
довольствие», как шутил начальник. И она — рыжеволосая бестия, не
сдавшая свой ранг, но заслужившая доверие.
— Север, сектор D, — сказал Лор, сверяясь с пергаментом. —
Сигналы нестабильности, возможно, старые залежи рунных следов
или... что-то новое.
Он не договорил. Все уже знали. Если раньше любые «аномалии»
были следами плохо начерченных рун, то теперь — почти наверняка это
было иное. Разлом. Или его отблеск. Они приходили медленно, но
упорно. Не рвались в реальность. Проникали. Как влага в стены.
Шли в молчании. Лес начинался через час пути от черты города.
Там, где когда-то стояли старые каменные фермы, теперь были
заросли, винтовые лианы, корни, вырывающие из земли мёртвые
строения. Лор пытался что-то бормотать — про Вердекса, про
«последствия ошибки пятнадцатилетней давности», но Арма шикнул. Все
слышали. Все знали. Говорить — бессмысленно.
У Шейд в горле стоял пепел. Не от дыма. От снов. Её не мучили
кошмары. Только — повторения. Их лагерь после побега. Ночь, когда
Уайт сказал, что не может так дальше. Когда она ушла в Поренну,
потому что иначе бы осталась. А остаться — значило бы прогнуться.
Или сломаться. Или потерять себя.
Она не плакала. Никогда. Её мир казался теперь сном, чужим и
безликим. Здесь — кровь, клинок, дерево под ногами. Настоящее.
Остальное — иллюзия.