— Может, и не надо, — тихо бросила она.
Внезапно камень дрогнул. Тонко, почти неощутимо. Шейд это
почувствовала не телом — кожей внутри черепа. Легкий толчок, как
дуновение чужого взгляда. Она сжала рукоять меча.
— Мы не одни, — произнесла она.
— Я ничего не вижу, — начал Рей, но в этот момент Арма
выругалась:
— Назад!
По одну сторону поляны воздух начал сворачиваться, как бумага в
огне. Но не горел. Менял цвет. Становился прозрачным, а потом —
преломлялся, будто кто-то проходил сквозь плоть пространства. И
действительно — нечто шагнуло наружу.
Форма — неясна. Силуэт — гуманоидный, но подвижный, стеклянный.
Как будто состоял из той же материи, что и листья вокруг. Он не
отражал свет. Он ломал его. Глаза — если они были — только провалы.
Шаг — беззвучен.
— Кто-нибудь что-то чувствует? — выдавил Лор, и только Шейд
покачала головой.
Внутри зашевелилось — не предчувствие, а память. Она уже знала
это ощущение. Когда-то. Недавно. Кто-то смотрел на неё так. Слишком
мягко. Слишком заботливо. Слишком идеально.
Она вспомнила — взгляд. Тот, с кем рассталась. Уайт. Его голос.
Его пальцы на запястье. И этот голос — вдруг прозвучал в голове.
Точно. Выверенно. Как в ту ночь.
«Ты устала. Я здесь. Всё будет хорошо.»
Шейд сделала шаг назад. Ледяной пот побежал по спине. Она
закрыла глаза. Открыла. Существо смотрело на неё. Только на
неё.
Она поняла:
Оно знало, кто она. Оно знало, что сказать. Оно копалось
внутри.
Шейд стояла, как вкопанная. Существо не двигалось, но напряжение
в воздухе стало таким густым, что казалось — можно вдохнуть и
подавиться.
Оно не делало шагов. Оно приближалось. Пространство между ними
сокращалось без движения. Вся роща будто склонялась к ней — деревья
кренились, хрусталь на листьях звенел в такт биению сердца. Её
сердца.
Голос продолжал звучать в голове.
«Ты помнишь, как мы смотрели на закат с холма? Я скучаю. Без
тебя — пусто. Вернись. Всё можно исправить.»
Он был точен. Не просто по словам — по интонациям. По тому, как
Уайт говорил, когда был не зол, а уязвим. Когда шептал на ухо.
Когда боялся, что потеряет её.
Но в том-то и дело.
Он не говорил бы так.
Настоящий Уайт не просил. Не умел. Его забота была упрямой,
грубой, честной. Он не говорил "вернись". Он шёл — и стоял рядом.
Даже если молчал.
Она поняла: перед ней не воспоминание. Перед ней — подделка.