Шейд медленно вытащила меч. Существо не отреагировало. Или
наоборот — стало чётче. Контуры налились тусклым светом, как будто
оно питалось её решимостью. Грудь у него вспыхнула сетью трещин —
словно стекло на морозе.
— Ты не он, — сказала она.
Голос — тёплый, почти умоляющий:
«Я здесь. Разве ты не хотела, чтобы я вернулся?»
— Я хотела, — ответила она. — Но не так. Не ты. Не изнутри моей
головы.
Существо сделало шаг. На этот раз — настоящий. Почва не
скрипнула. Не дрогнула. Она исчезла. Стала гладкой, будто вымытая
реальностью. И тогда Шейд поняла: этот осколок — не во внешнем
мире. Он внутри её границ. Лезет в корни.
Она заорала.
Рывком — вперёд. Меч — дугой, сверху вниз. Существо не
уклонялось. Клинок вошёл в грудь, как в воск, с тугим
сопротивлением. Не треск. Не кровь. А... звон. Как будто резала
колокол изнутри.
Существо вспыхнуло. Свет — белый, но не ослепляющий. Внутренний.
Оно растаяло — как пар. Как парфюм, оставшийся в пустой
комнате.
Шейд рухнула на одно колено. Руки дрожали. Но это была не
слабость. Это был шок.
В голове — пусто. Только одно: она не дала влезть. Не позволила
перезаписать прошлое. Сама сохранила реальность.
Вдалеке — крик. Лор. Потом звук удара. Кто-то бежит.
Шейд поднялась. Меч дрожал в пальцах, но не выпал. Её шаг —
тяжёлый. Роща снова молчала. Но теперь — по-другому. Не как
ловушка. А как место, где ты только что вырвал коготь из
сердца.
И где, возможно, остался осколок.
Свой.
Крик Лора был настоящим. Рваным, как ткань. Не боевой, не
командный — животный.
Шейд бросилась вперёд. Под ноги — стеклянные листья, что
ломались с жалобным звоном, будто плакали. Ветви тянулись к лицу,
прозрачные, как слюда. Всё в этой роще было неестественно хрупким —
и опасным.
Она увидела его: Лор стоял, расставив руки, глядя в небо. На
лице — выражение блаженства. Арма валялась в стороне, грудь
неподвижна. Рей бился в конвульсиях, а изо рта сочилась тьма — не
кровь, не слизь, а вязкий, блестящий туман, будто выдыхал
осколки.
— Лор! — выкрикнула Шейд. Но он не услышал.
Он что-то шептал. Не словами. Как будто кто-то другой говорил
сквозь него. Руки дрожали. На коже — трещины. Мелкие, как если бы
он высыхал изнутри.
Она не колебалась. Рывком подошла, нанесла подзатыльник, второй.
Он не отреагировал. Тогда — удар рукоятью в висок.