Она села за стол. Зажгла лампу. Потёртый пергамент лежал перед
ней. Рядом — простая чернильница, перо с деревянной ручкой. Ничего
волшебного. Только инструмент.
Она вздохнула. Села прямо. Написала:
"Уайт."
Руку повело. Слово дрогнуло, но осталось. Имя. Его имя.
Настоящее, или нет. Не то, что пыталась прошептать ей тварь в роще.
Не то, что прятала в себе всё это время. Просто — имя. Живое.
Больное. Её.
Она продолжила:
"Я не знаю, где ты. Может, далеко. Может, ближе, чем я думаю. Но
это неважно. Я просто хочу, чтобы ты знал: я выжила. Внутри —
тоже.
Тварь пыталась стать тобой. Она знала, что сказать. Знала, как
смотреть. Но не знала, кто ты. И это спасло меня. Я помню, каким ты
бы не стал. Каким быть не мог. Это и была грань."
Она отложила перо. Потёрла глаза. Потом снова взяла его.
Продолжила:
"Я не пишу тебе, чтобы вернуться. И не прошу, чтобы ты искал
меня. Просто — я иду вперёд. На северо-восток. В Равноклин. Там,
где, может быть, хоть кто-то начнёт слушать.
Если ты тоже идёшь — возможно, мы встретимся. Я не жду. Я просто
буду."
Она не подписалась. Не поставила ни "твоя", ни "Шейд". Это
письмо не требовало имени. Оно было — зеркалом. Не для ответа. Для
отражения.
Она перечитала. Потом сложила. Долго держала в руках.
А потом — разорвала. Медленно. По строкам. Как будто
освобождалась от каната.
Осколки бумаги легли в огонь. Вспыхнули. Пропали. Запах чернил
смешался с гарью.
Шейд встала. Натянула куртку. Проверила ремни на сапогах.
Спрятала нож.
На стене висела карта. Она ткнула в точку на побережье. Там, где
сходились линии — граница Империи и Страны Стали. Там, где
начинался Равноклин.
Она улыбнулась. Чуть. Только уголком губ. Не потому, что ждала.
А потому что — больше не боялась идти одна.
Письмо не ушло. Но смысл остался.
Она и правда будет.
Сумерки в Стране Стали не бывают мягкими. Они не стирают края —
только подчеркивают их. Как резец по металлу: чётко, хладно, с
треском.
Форт Серейн — самая северная из действующих крепостей на верхнем
поясе границы. Зимой здесь замерзают даже рукояти оружия, а летом
по утрам иней ложится прямо на ремни. Сейчас был поздний осенний
час, но в вышке уже трещал очаг. Ветер завывал так, будто требовал
ответа.
Офицер Велес стоял у карты, положенной на крепкий металлический
стол. Карта была свежей. Красные отметки — недавние. Сожжённая
деревня в километрах тридцати к северо-западу. Племенной набег.
Враги не взяли ничего, кроме жизни. Никаких запасов, ни оружия.
Только тела. Только страх.