Когда-то, в Ядре Адаптации, всё выглядело иначе.
Имперские магистры вели их по узкому коридору, выложенному из
гладкого камня, под мерцающими светильниками, что горели без огня.
Уайт тогда был ещё новичком, с раной на руке и глазами, полными
вопросов. Шейд шагала рядом, крепко сжимая его пальцы. Тогда ещё
они держались вместе, как два звена одной цепи.
Перед ними открыли зал. Там, за толстым стеклом, шевелилась
тварь.
Огромная, с тёмной шкурой и глазами, в которых не было зрачков —
только сплошной отблеск. Её звали "Контролируемый образец №17".
Имперцы говорили ровным голосом, демонстрировали чертежи,
объясняли, как разломные создания адаптируются под условия мира.
"Полезные свойства, если изучить. Под контролем. Безопасно".
Тогда Уайт не чувствовал страха. Только отстранённое удивление.
Они ведь показывали это как часть мира — как реку или дерево.
Просто ещё одну стихию. Он не знал, как будет, если это — без
стекла.
Теперь знал.
Сейчас, стоя у края деревни, с пульсирующей болью в груди и
пустым зарядом в пистоле, он вспоминал то ощущение —
отстранённость. Оно ушло. Осталась реальность: пыль в лёгких,
ржавчина на спусковом крючке, и руны, которые едва слушаются, когда
дрожат пальцы.
Он брёл между домов. Один — с прогнившей крышей, второй —
обвалившийся, третий — горел недавно. Но не дотлел. Кто-то тушил?
Или просто не загорелся до конца. Стены впитали не огонь —
страх.
И снова — следы. Пёстрые, рваные. Шрамы на земле. Шрамы на
пейзаже. Он двигался по ним, зная: тварь не ушла. Её не
интересовала еда. Она охотилась, как человек смотрит на муравьёв
под лупой — не из ненависти, а из скуки.
Возле амбара стояла фигура. Человеческая. В лохмотьях. Спина.
Уайт замер. Сердце застучало чаще. Он шагнул ближе — осторожно,
держа пистоль наготове, хоть и знал: пусто.
— Эй, — хрипло сказал он.
Фигура не двигалась.
Он подошёл. Это был крест. Самодельный. Тело — чучело. Одежда
деревенская, набитая соломой. А на месте лица — рунная маска. Из
кожи. Вырезанная грубо, но с узнаваемыми символами. "Огранич",
"Стаб", "Тень".
— Что, вы пытались договориться? — прошептал он.
Из тени справа — шорох. Он развернулся, присел, рука сама
тянулась к пергаменту. Но вместо нападения — вой. Глухой,
неестественный. Множественный. Несколько голосов, наложенных друг
на друга. И силуэт в небе — крылья.