— Добрынич — опытный воин. А ты... — его дыхание обожгло мне
лицо, пахло мёдом и железом. — Ты двигался, будто знал каждый его
удар ЗАРАНЕЕ. Как будто твоё тело помнило то, чего не помнишь
ты.
Я застыл, изображая полное непонимание, даже рот приоткрыл,
будто не могу осмыслить его слов.
— Ваша милость, я... я не понимаю... — заикаясь, я отвел взгляд.
— Я просто бился как умел. Может, он замешкался? Или я
инстинктивно...
Князь не отрывал от меня глаз, впитывая каждую мою реакцию,
каждую дрожь, каждую искру в взгляде.
— Твой род... — начал он, голос внезапно стал тише, но от этого
только страшнее.
Потом резко махнул рукой, словно отгоняя невидимую муху.
— Ладно.
В его глазах мелькнуло что-то — разочарование? Или наоборот —
интерес?Он не поверил. Но и не стал давить.
Значит, игра продолжается.
Велена неслышно выдохнула, а князь отвернулся, словно я уже
перестал его интересовать.
Но я-то знал — это не так.
“И что там с родом? – мне уже и самому стало интересно.
Ночь. Бывшая усадьба Ольховичей.
Точнее – то, что от неё осталось. Жалкий, покосившийся сарай с
прогнившей крышей, куда меня "милостиво" поселили после смерти
отца. Как пса.
Луна пробивалась сквозь щели в стенах, рисуя на земле
причудливые узоры. Где-то скрипела дверь, вздыхал ветер в печной
трубе, давно забитой птичьими гнёздами.
Я сидел на развалившейся кровати – точнее, на досках, прикрытых
соломой – и вглядывался в своё отражение в треснувшем медном
тазу.
Новое лицо.
Не моё.
Но теперь – моё.
Острые скулы, будто вырубленные топором
Серые глаза, холодные, как зимнее небо перед бураном
Шрам, грубо пересекающий левую бровь – ровный, как удар
мечом
Я провёл пальцами по этим чертам, чужим и знакомым
одновременно.
"Интересный экземпляр," – прошептал я, и отзвук этих слов пропал
в пустых стенах.
Где-то заскребла мышь.
Где-то упала капля с потолка.
А я сидел и думал – кто же ты, Мирослав Ольгович?
И почему тебя все ненавидят?
Но ответа не было.
Только тишина.
Только ночь.
И отражение в медном тазу, которое смотрело на меня с немым
укором.
— Войду, – послышался женский голос.
Я резко обернулся, настороженно напрягаясь, рука сама потянулась
к ножу, которого ещё не было.
В дверях стояла она – девушка с турнира. Тонкая, как отточенный
клинок, гибкая, как ивовый прут. Облачённая в чёрный кожаный
доспех, плотно облегающий тело, с двумя изогнутыми ножами, зловеще
поблёскивающими за поясом.