– Ой, смотрите, Ольхович-смердяк ножик достал! – хрипло
засмеялся первый нападающий. Я узнал его – один из челяди
Добрынича, коренастый детина с лицом, изуродованным оспой.
Второй, помоложе, крутил в руках боевой топорик:
– Князь-то его пожалел, а мы вот нет!
Я отступил на шаг, ощущая холодный камень колодца за спиной. В
голове всплыли слова тренера: "В драке против двоих – сделай так,
чтобы дрался с каждым по очереди."
Первый удар пришелся на оспиного – мой клинок скользнул по его
предплечью, оставляя кровавую дорожку. Он взревел, но я уже
развернулся, подставляя его под удар товарища. Топорик вонзился в
плечо оспиного, тот завопил.
– Да ты...! – второй только начал ругаться, когда мое колено
встретилось с его пахом, а локоть – с переносицей.
Топорик звякнул о камни.
Я прижал его мечом к колодцу, ощущая, как дрожит его тело:
— Передай Добрыничам – следующий раз я приду сам. И возьму
больше, чем несколько капель крови.
Оттолкнув его, я исчез в ночи, оставляя за спиной стонущих
подонков и первый настоящий след Мирослава Ольховича в этом
мире.
Кровь на клинке блестела в лунном свете.
Кровь на клинке уже почернела в холодном свете луны,
превратившись в липкую, пахнущую железом пленку. Я стоял, опираясь
на ствол старой березы, и слушал.
Где-то за холмом звенели стремена, рвали тишину проклятия.
Добрыничи не сдавались. Но звуки удалялись - они проскакали мимо,
увлеченные ложным следом.
Пальцы онемели от напряжения, но разжались сами, выпуская
рукоять меча. Тело требовало своего.
Воспоминание:
Зал пах потом и дезинфекцией. Я, семнадцатилетний, на коленях,
легкие горят огнем. Тренер - седой ветеран с разбитым носом -
швыряет мне в лицо мокрое полотенце: "Умный боец знает, когда нужно
остановиться. Мертвый - никогда."
Сейчас:
Я развернулся и побрел назад - к своему проклятому сараю, к
гнилой соломе, к одиночеству.
Ноги дрожали, как у новорожденного жеребенка. Рана на боку - та,
что старуха-лекарка зашивала суровой ниткой, будто мешок, - ныла,
пульсировала, напоминала о себе с каждым шагом.
Они придут.
Утром.
Или через день.
Но не сейчас. Сейчас - передышка.
Я рухнул на подстилку, даже не снимая пропитанный потом и кровью
кафтан.
Меч положил рядом - так, чтобы проснуться и сразу схватить.
Сквозь дырявую крышу виднелись звезды - холодные,
равнодушные.