– Я служу правде. А она где-то посередине - между человеком и
зверем.
Снаружи вдруг раздался вой - не волчий, нет. Что-то большее. То
самое, что я слышал тогда, в тумане.
Она повернулась к двери, профиль резко очерченный в свете
лампы:
– Он зовет. Скоро придется выбирать, Мирослав. Между тем, кем тебя
хотят видеть... и тем, кто ты есть.
Я встал, чувствуя, как в жилах бурлит что-то новое, древнее.
Волк внутри молчал - впервые за все время. Потому что теперь мы
слушали вместе.
— Пора домой, – произнесла Велена. — Набирайся сил,
волченок…
После возвращения из леса ночь не сомкнула мне глаз.
Воздух в комнате был густым, словно пропитанным свинцом, а тени
на стнах шевелились, будто живые. Я лежал, уставившись в потолок,
чувствуя, как под кожей пульсирует что-то чужое, неукротимое. Руки
всё ещё подрагивали — то ли от изнеможения, то ли от этого
внутреннего зуда, что разъедал меня изнутри.
Волк притих.
Но не исчез.
Я ощущал его — тёплое, тяжёлое присутствие в глубине сознания,
как второе сердце, бьющееся в такт моему. Он выжидал, притаившись в
тёмных уголках моей души, готовый в любой миг прорваться наружу.
Иногда мне казалось, что его жёлтые глаза вспыхивают в отражении
оконного стекла, а низкий рык смешивается с шумом крови в ушах.
Но сегодня было не до него.
Прежде чем обуздать зверя, следовало усмирить людей.
А точнее — вернуть то, что они у меня украли.
Утро.
Я сидел в полуразрушенной горнице, жалко именуемой усадьбой
Ольговичей.
Сквозь щели в стенах пробивался холодный ветер, шевеля
пожелтевшие страницы книг, разбросанных по столу. Гнилые брёвна
скрипели, будто стонали под тяжестью былого величия, а сквозь
прохудившуюся крышу виднелись клочья серого неба. Пол под ногами
прогибался, предательски уходя в подпол, словно намекая на
бренность бытия — или на то, что и меня рано или поздно поглотит
эта забытая всеми яма.
Когда-то здесь жили бояре, купаясь в роскоши и почёте. Стены
помнили звон дорогих кубков, шелест парчовых одежд, голоса гостей,
восхищавшихся богатством рода. Теперь же от былого великолепия
остались лишь облупившиеся росписи да запах плесени, въевшейся в
самое дерево.
А ещё — последний отпрыск рода.
Я.
Тот, кого даже крысы в погребе не удостаивали вниманием.
Возрождение
"Начинать нужно с малого", — промелькнуло в голове, когда я
развернул потрёпанный свиток, с трудом добытый из княжеского
архива.