Бумага была тонкой, почти прозрачной от времени, буквы выцвели,
но их ещё можно было разобрать. Мои пальцы скользнули по строке,
ощущая шероховатость чернил, впитавшихся в пергамент столетия
назад.
"Сего лета, по указу великого князя, земли за рекою Свиягой
отходят роду Ольговичей в вечное владение..."
Вечное владение.
Смешно.
Теперь эти земли принадлежали то ли купцам, то ли монастырю —
даже толком никто не помнил. Но свиток был настоящим. А значит, у
меня был шанс.
Северные угодья – некогда богатые соболями и чернобурками, где
мой дед лично принимал дань от охотников, – теперь методично
выгребались жадными руками Добрыни. Этот выживший из ума старик,
обвешанный амулетами "от сглаза", умудрился за пять лет превратить
лучшие промысловые земли в голую пустошь. И всё – под благообразным
предлогом "управления по доверенности".
Пашни у реки – тучные, напитанные илом поля, где еще при отце
колосилась пшеница в рост человека, – были любезно "взяты под
опеку" боярином Ратибором. Мой драгоценный попечитель. Тот самый,
что при жизни матери клялся ей в верности, а теперь с барской
ухмылкой раздавал моё наследство своим прихлебателям.
Кузница и мельница – некогда гулкие, дымные, пахнущие
раскалённым железом и свежей мукой – теперь "временно" управлялись
княжескими приказчиками. Временное управление. Длиною в десять
лет.
Уголки губ сами собой дрогнули в кривой усмешке.
Гнев
Я откинулся на грубо сколоченную лавку, и сучковатое дерево
впилось в спину. Но эта боль была ничто по сравнению с тем, как
гнев – густой, липкий, как кипящая смола – заполнял меня изнутри.
Он растекался по жилам, обжигал горло, заставлял пальцы
непроизвольно сжиматься в кулаки.
"Всё разворовано. До нитки."
Ирония судьбы заключалась в том, что юридически большая часть
этого богатства всё ещё принадлежала мне.
Бесправному.
Нищему.
Последнему Ольховичу.
Просто никто не верил, что последний Ольхович осмелится восстать
из пепла.
Первая цель – Ратибор.
Мой драгоценный опекун, мой благодетель, мой кровопийца. Он
облюбовал себе уютное гнёздышко неподалёку – добротный терем с
резными наличниками, некогда служивший нашей запасной резиденцией.
Там, где в детстве я прятался от уроков в дубовых шкафах, пахнущих
воском и яблоками, теперь раздавался его сиплый хохот и звон чужих
кубков.