Он бросился вперёд, как разъярённый кабан, нож свистнул в
воздухе, описывая смертельную дугу. Я инстинктивно рванулся в
сторону, но моё тело – это тело Мирослава – ещё не слушалось как
следует. Лезвие чиркнуло по рёбрам, оставив за собой жгучую полосу
боли. Тёплая кровь сразу же проступила сквозь грубую ткань
рубахи.
И тут –дверь с грохотом вылетела с петель. В проёме, заливаемом
резким светом зимнего дня, встали две исполинские фигуры в
кольчугах, заляпанных грязью и кровью.
Первый – рыжий детина с лицом, изрубленным шрамами, как поле
после битвы – двинулся с пугающей лёгкостью для своего размера. Его
мозолистая лапища вцепилась в запястье Ратибора с хрустом
ломающихся костей.
– А-а-аргх! – боярин скривился от боли, но рыжий лишь оскалил
жёлтые зубы.
Второй воин – чернобородый, с топором, на лезвии которого
виднелись свежие следы крови – приставил остриё к шее Ратибора,
ровно под кадык.
– Ты че, боярин, княжескую волю забыл? – рыжий прошипел, и его
дыхание, пахнущее луком и хреном, обдало Ратибора жаром. – Или тебе
напомнить, как князь с изменниками разговаривает?
Ратибор замер. Его багровое, обрюзгшее лицо дёргалось в
бессильной злобе. Нож со звоном упал на грязный пол, подпрыгнул и
замер у моих ног.
– Сука... – прохрипел он, но чернобородый лишь сильнее прижал
топор, и капли крови выступили на его шее.
Рыжий оскалился:
– Ещё слово – и твоя башка полетит вон в тот угол. Понял,
боярин?
В воздухе повисло напряжённое молчание. Даже дыхание казалось
слишком громким.
И в этот момент за спинами воинов раздался чёткий, холодный
голос:
– Достаточно.
И тут в дверном проёме появилась она.
Женщина.
Не просто женщина – живое воплощение княжеской воли. Высокая,
прямая как натянутая тетива, она вошла, неспешно переступив порог,
и сразу всё пространство сжалось вокруг неё. Темные волосы,
заплетённые в тугую косу, лежали тяжелым жгутом вдоль спины. Глаза
– ледяные, прозрачные, как февральское небо перед бураном –
медленно обвели помещение, останавливаясь на каждом из нас.
Одежда её была простой, но каждый шов, каждая складка говорили о
качестве, недоступном простолюдинам. Кожаный пояс с медными
бляхами, сапоги из мягкой, но прочной кожи – не роскошь боярыни, но
и не холопья рвань.
– Боярину Мирославу нужно умыться и одеться, – её голос резанул
воздух, как сталь по кости. Ни повышения тона, ни дрожи – только
спокойная, неоспоримая уверенность. – Глашатай ждёт.