Кровь и Воля. Путь попаданца - страница 4

Шрифт
Интервал


Он бросился вперёд, как разъярённый кабан, нож свистнул в воздухе, описывая смертельную дугу. Я инстинктивно рванулся в сторону, но моё тело – это тело Мирослава – ещё не слушалось как следует. Лезвие чиркнуло по рёбрам, оставив за собой жгучую полосу боли. Тёплая кровь сразу же проступила сквозь грубую ткань рубахи.

И тут –дверь с грохотом вылетела с петель. В проёме, заливаемом резким светом зимнего дня, встали две исполинские фигуры в кольчугах, заляпанных грязью и кровью.

Первый – рыжий детина с лицом, изрубленным шрамами, как поле после битвы – двинулся с пугающей лёгкостью для своего размера. Его мозолистая лапища вцепилась в запястье Ратибора с хрустом ломающихся костей.

– А-а-аргх! – боярин скривился от боли, но рыжий лишь оскалил жёлтые зубы.

Второй воин – чернобородый, с топором, на лезвии которого виднелись свежие следы крови – приставил остриё к шее Ратибора, ровно под кадык.

– Ты че, боярин, княжескую волю забыл? – рыжий прошипел, и его дыхание, пахнущее луком и хреном, обдало Ратибора жаром. – Или тебе напомнить, как князь с изменниками разговаривает?

Ратибор замер. Его багровое, обрюзгшее лицо дёргалось в бессильной злобе. Нож со звоном упал на грязный пол, подпрыгнул и замер у моих ног.

– Сука... – прохрипел он, но чернобородый лишь сильнее прижал топор, и капли крови выступили на его шее.

Рыжий оскалился:
– Ещё слово – и твоя башка полетит вон в тот угол. Понял, боярин?

В воздухе повисло напряжённое молчание. Даже дыхание казалось слишком громким.

И в этот момент за спинами воинов раздался чёткий, холодный голос:
– Достаточно.


И тут в дверном проёме появилась она.

Женщина.

Не просто женщина – живое воплощение княжеской воли. Высокая, прямая как натянутая тетива, она вошла, неспешно переступив порог, и сразу всё пространство сжалось вокруг неё. Темные волосы, заплетённые в тугую косу, лежали тяжелым жгутом вдоль спины. Глаза – ледяные, прозрачные, как февральское небо перед бураном – медленно обвели помещение, останавливаясь на каждом из нас.

Одежда её была простой, но каждый шов, каждая складка говорили о качестве, недоступном простолюдинам. Кожаный пояс с медными бляхами, сапоги из мягкой, но прочной кожи – не роскошь боярыни, но и не холопья рвань.

– Боярину Мирославу нужно умыться и одеться, – её голос резанул воздух, как сталь по кости. Ни повышения тона, ни дрожи – только спокойная, неоспоримая уверенность. – Глашатай ждёт.