Старик восседал на завалинке, сгорбившись над потрёпанной
упряжью. Пальцы его, узловатые и тёмные от работы, ловко вязали
ремни, будто он колдовал над чем-то важным, а не чинил старую
сбрую. Завидев меня, он даже головы не поднял, лишь прищурил один
глаз, будто стараясь разглядеть сквозь пелену лет:
— А, пожаловал. — Голос его хрипел, как скрипучая телега,
везущая груз по разбитой дороге. — Уж думал, неделю ещё будешь по
княжеским хоромам хороводиться, прежде чем до своих корней
доберёшься.
Он выплюнул жвачку табака и усмехнулся, обнажив пожелтевшие
зубы. Но во взгляде его, глубоком и пронзительном, плясал живой
уголёк — то ли насмешка, то ли одобрение, а может, просто упрямство
старого пня, который не сгнил, несмотря на все бури.
— Задержался, дед, — ответил я, присаживаясь рядом на скрипучую
доску завалинки. Клинок меча с глухим стуком опустился на
подтаявший снег, и старик тут же бросил на него оценивающий взгляд
— видимо, прикидывал, сколько за такую сталь можно выручить у
заезжих купцов.
— Но теперь намерен досконально разобраться, что тут и как.
Никита фыркнул, и его широкие ноздри раздулись, словно у старого
ворчливого медведя. Но сеточка морщин вокруг глаз вдруг дрогнула,
выдавая подобие улыбки — той самой, что прячется в складках кожи у
стариков, которые уже давно разучились улыбаться по-настоящему.
— Ну что ж, боярин. — Он с трудом поднялся, опираясь на колени,
и потянулся за палкой, торчащей у порога. — Пойдём, покажу тебе
жалкие остатки твоих угодий.
Он махнул рукой в сторону поля, где из тумана проступали
очертания покосившихся изгородей и заросших бурьяном пашен. "Жалкие
остатки" — это было ещё мягко сказано. Земля, когда-то кормившая
полсела, теперь лежала заброшенной, и только вороны сидели на
скрипучих вехах, будто стерегли чьи-то забытые грёзы.
Я поднялся вслед за ним, и старик, кряхтя, тронулся в путь, его
палка глухо стучала по земле, будто отсчитывая шаги до
неотвратимого конца.
Вскоре меня ждало Первое открытие – земля помнит.
Мы медленно обходили заросшие межами поля, и Никита, словно
старый лекарь, диагностирующий больного, тыкал своей суковатой
палкой в промёрзшую почву, внимательно изучая каждый её вздох:
— Здесь, глянь. — Он приподнял палкой пласт земли, обнажив
серую, безжизненную глину. — Бывало, рожь — по пояс мужику! А
теперь — как сирота чахнет.