— Мирослав Ольгович… — голос его звучал хрипло, будто скрип
несмазанной телеги. — Отец ваш, царствие ему небесное, перед
смертью вольную мне дал. Да Ратибор поганый грамоту ту сжёг…
В его глазах, мутных от возраста, но всё ещё ясных, читалась
такая надежда, что у меня в груди что-то ёкнуло.
— Будет тебе новая грамота, — твёрдо пообещал я, а в голове уже
лихорадочно застучали шестерёнки расчётов: Освобожу десяток семей —
они за меня в огонь и в воду. А их дети — моя будущая дружина.
Никита стоял чуть поодаль, скрестив на груби руки. Когда я
бросил на него взгляд, старик одобрительно хмыкнул, словно
поддакивая моим мыслям. Его взгляд говорил яснее слов: "Ну вот,
начал понимать, как тут всё устроено."
А вокруг уже теснились другие — кто с жалобой на непосильные
поборы, кто с просьбой заступиться. И в каждом взгляде, в каждом
сгорбленном плече читалось одно: они помнят. Помнят, каково это —
когда хозяин не выжимает последние соки, а защищает.
Я глубоко вдохнул запах дыма и кислого кваса, что витал над
деревней, и почувствовал, как что-то давно забытое шевелится в
груди.
— Собирайте сход, — сказал я громко, чтобы слышали все. — Будем
решать, как жить дальше.
И в этот момент понял: это не просто земля моя. Это — мой народ.
И за него теперь придётся драться по-настоящему.
Третье открытие: даже пепел хранит искру.
К вечеру мы добрались до усадьбы. Вернее, до того, что от неё
осталось — чёрные скелеты построек, торчащие из земли, как рёбра
погибшего великана. Но глаза, привыкшие видеть не только очевидное,
сразу отметили важное:
Кузница — крыша провалилась, словно проломленный череп, но горн,
сложенный из тёмного камня, стоял невредимый. Я провёл рукой по его
шершавой поверхности — он всё ещё хранил тепло последней растопки,
будто сердце, готовое забиться вновь.
Амбары — их зияющие дверные проёмы напоминали голодные рты, но
стены из векового дуба стояли нерушимо. Я толкнул одну — не
дрогнула. Эти брёвна переживут ещё не одно поколение.
Пруд — его поверхность затянуло зелёной тиной, сквозь которую
кое-где проглядывали пузыри подводной жизни. Я бросил камень —
глухой всплеск, и вдруг на мгновение мелькнула серебристая спина
рыбы.
— Рыбу разводить можно, — пробормотал я вслух, уже прикидывая,
сколько стерляди можно вырастить за два года и по какой цене её
возить в город.