Князь медленно поднял взгляд, его глаза скользнули сначала по
мне, затем – вперёд, к Ратибору, будто видя в нём истинного
виновника этой игры.
— Ратибор. – Голос князя прозвучал тихо, но каждое слово падало,
как камень в воду. – Ты воспитал этого волчонка. Ты стоял за его
спиной все эти годы. Что скажешь на эти цифры?
Ратибор выпрямился. Его седая борода, тронутая морозом многих
зим, чуть дрогнула. Глаза – выцветшие, как старые монеты, но всё
ещё острые – встретились с княжеским взором без страха.
— Цифры не врут, княже. – Его бас прогрохотал, как далёкий гром.
– Но руки, что их писали, могли дрогнуть.
Князь медленно поднял взгляд. В его глазах не было ни гнева, ни
удивления — лишь ледяная пустота, жестокий расчёт, словно он
взвешивал мою жизнь на незримых весах. На одной чаше — верность. На
другой — серебро.
— Добрынич. — Голос его был тих, почти ласков. — Что ты хотел
сказать?
Добрынич рванулся вперёд, как зверь, сорвавшийся с цепи. Из
рукава метнулся клинок — узкий, гибкий, как змеиный язык.
— Ты сгниешь в земле, Ольхович!
Я отпрянул, чувствуя, как сталь рассекает воздух у самого горла.
Смерть коснулась меня ледяным дыханием — на шее вспыхнуло жгучее
тепло, и капли крови упали на дубовую столешницу.
В гриднице взметнулся крик. Казначей вскрикнул, опрокидывая
скамью, стражники замерли, будто поражённые невидимым копьём.
Но прежде чем они успели сдвинуться с места…
Хрясь!
Дубовая дверь, словно щепка, разлетелась вдребезги, сорванная с
петель яростным ударом. Осколки дерева, словно стрелы, вонзились в
стены, а в гридницу ворвался холодный ветер, пахнущий дымом и
кровью.
В проёме, словно вестник возмездия, стоял он – младший княжич
Святослав, мальчишка пятнадцати лет, которого все считали слабым и
болезненным. Но сейчас его худощавая фигура казалась выкованной из
стали. В руках, словно продолжение его воли, дымился окровавленный
меч, алые капли падали на каменный пол, будто первые весенние
ливни.
— Отец! – его голос, обычно тихий и робкий, гремел под сводами
гридницы, словно раскат грома. – На нас напали в лесу, во время
охоты! Люди Добрынича!
Последние слова повисли в воздухе, тяжёлые, как гиря на весах
правосудия.
Князь поднялся со своего трона. Медленно, как поднимается буря
перед тем, как обрушиться на землю всей своей яростью. Его тень,
удлинённая факельным светом, лёгкая на стене, как призрак былого
милосердия.