— Бежим, — мое шипение было страшнее любого крика, — Но
запомните: за каждого нашего – их десять. За каждую каплю крови –
реки. За предательство – вечный позор их родов.
Лес сомкнулся за нашими спинами, поглощая последние следы, а на
востоке, сквозь рваные клочья утреннего тумана, пробивались первые
лучи солнца – кроваво-красные, как раны на теле Горислава, как
следы наших мечей на телах врагов.
Они действительно разбудили стаю.
Теперь им предстояло узнать, что значит оказаться в пасти у
разъярённых волков.
Где-то в глубине чащи завыл первый волк – то ли зовя сородичей,
то ли откликаясь на зов "Лютоволка". Его крик подхватили другие, и
вскоре весь лес наполнился их песней – песней мести, которая
вот-вот должна была начаться.
Мы пробирались сквозь чащу, как призраки, оставляя за собой лишь
шелест ветвей. Ночь сгущалась вокруг, превращая лес в лабиринт из
черных силуэтов и обманчивых теней. Воздух был насыщен запахом хвои
и прелой листвы, но сквозь них все явственнее пробивался дымок –
слабый, едва уловимый, но неумолимо ведущий нас вперед.
Велена шла первой, ее фигура то появлялась, то исчезала в
туманной дымке. Она двигалась беззвучно, как тень, лишь изредка
оборачиваясь, чтобы проверить, не отстали ли мы. Ее нож все еще был
наготове, лезвие поблескивало в лунном свете, словно живой
серебристый зверь в ее руке.
Святослав прикрывал тыл, его шаги были тяжелее, но не менее
осторожны. Каждые несколько минут он останавливался, замирая и
прислушиваясь к ночным звукам, проверяя, не слышно ли за нами лая
собак или топота копыт.
Я нес "Лютоволк" наготове, ощущая его тяжесть и странное тепло.
Руны на клинке то и дело вспыхивали тусклым багровым светом, будто
меч чувствовал приближение чего-то важного.
Внезапно лес расступился, и перед нами возникла сторожка –
низкая, покосившаяся, с провалившейся кое-где крышей. Ее
бревенчатые стены почернели от времени, а узкое окошко смотрело на
нас, как слепой глаз. Но из трубы поднималась тонкая струйка дыма –
кто-то был здесь до нас.
Велена подняла руку, заставляя нас замереть. Она прислушалась,
затем сделала несколько осторожных шагов вперед. Внезапно из-за
угла показалась фигура – сгорбленная, закутанная в лохмотья.
— Стой! – прошипел я, выставляя меч вперед.
Фигура подняла голову, и лунный свет упал на морщинистое лицо
старухи с мутными, но не по-старчески острыми глазами.