Я сжал тряпку, чувствуя, как грубая ткань впитывает кровь,
проступившую сквозь рубаху.
— Какой ещё турнир? — хрипло спросил я, но Велена уже
отворачивалась.
— Тот, где ты либо вернёшь себе имя, либо лишишься головы, —
бросила она через плечо. — Выбирай, Ольхович.
Её тень скользнула по пыльной площади, растворяясь в толпе. А я
стоял, сжимая тряпицу, и чувствовал, как в висках стучит:
Турнир.
Шанс.
Смерть.
На площади уже собирался народ — крики, смех, звон монет. Где-то
впереди ржали кони и звякало оружие.
Я прижал тряпицу к ране, стиснув зубы от жгучей боли. Холст
мгновенно пропитался кровью, став липким и тяжелым. Пришлось рвать
подол рубахи, чтобы затянуть повязку потуже — грубая ткань
врезалась в тело, но кровь постепенно перестала сочиться.
Я одернул рубаху, глубоко вдохнул и сделал шаг вперёд — к своей
судьбе.
Шаг к славе.
Или к гибели.
Турнирная поляна бурлила, словно растревоженный муравейник под
сапогом.
Княжеские дружинники в звенящих кольчугах, отполированных до
зеркального блеска, перебрасывались похабными шутками. Боярские
сынки в расшитых золотом кафтанах похаживали с напускной важностью,
бренча дорогими перстнями по эфесам мечей.
А я.
В рваной рубахе, подпоясанной грубой веревкой, с обрывками
волчьей шкуры на плечах – жалкое подобие доспеха. Босые ноги вязли
в грязи, оставшейся после утреннего дождя.
– Смотрите-ка, Ольхович-выродок соизволил явиться!
Голос – жирный, пропитанный спесью – раздался справа. Боярский
отпрыск, пухлый, как тесто на опаре, с лицом, покрытым прыщами,
тыкал в мою сторону коротким пальцем.
Злобный смех.
Плевок, с мерзким звуком шлёпнувшийся у моих ног, смешавшись с
грязью.
– И на кой чёрт ты здесь, смердячий? – другой, постарше, с
выбритым затылком и сальным взглядом, склонился в седле. – Турнир
для воинов, а не для бродяг.
Я молчал.
Но пальцы уже сжимали рукоять меча.
Кровь в висках стучала.
"Ольховичи не бегут."
"Ольховичи бьются."
Внезапно толпа расступилась.
– Довольно!
Голос резанул воздух, как клинок.
Велена.
Она стояла впереди всех, прямая, как меч. В руках – кожаный
доспех, простой, но крепкий.
– Одевайся, – бросила она мне. – Князь не любит, когда его
подданные дерутся, как псы.
Её глаза метнули искры в сторону боярских сынков.
– Даже если они того заслуживают.
Толпа затихла.
Глашатай протрубил начало турнира, его голос раскатился над
площадью: