—Видите? — она прошептала. — Он чувствует что-то.
Я сунул инструмент в карман. Возможно, это был компас или вроде
того, а Даша просто суеверная. В 19 веке прислуга хоть что-то знала
о достижениях прогресса или это правда было что-то большее? Я сразу
же отмахнулся от последней мысли.
А к вечеру приехали кредиторы.
Даша вбежала в кабинет, вся бледная:
— Барин, купец Ермолаев...
На крыльце стояли трое. Купец в поддёвке, с окладистой бородой и
цепью на жилете. Да, мода у вышибал и бандитов не меняется — почти
такая же золотая цепь висела на шее у Кабана на век позже. За ним —
двое здоровяков в рваных кафтанах, но оба с почтительными
поклонами.
—Григорий Аркадьевич, — Ермолаев снял картуз, но не поклонился.
— За долгом приехал. Три месяца мучной поставки.
Я скрестил руки на груди, чувствуя, как новое тело будто само
принимает позу аристократа:
— Деньги будут. Через неделю.
—Слышал я эти «недели», — купец усмехнулся, но глаза бегали,
избегая встретиться с моими. — У вас и самовар-то последний
забрали.
Один из здоровяков кашлянул, поправляя нож за поясом. Но его
напарник толкнул его локтем, шепча:
— Молчи, дурак. Он ж дворянин.
—Через неделю, — повторил я, вкладывая в голос сталь, которой не
было у Дениса. — Или вы сомневаетесь в слове Грановских?
Ермолаев замялся. Потом плюнул через плечо, будто сплёвывая
собственную трусость:
— Ладно. Неделя. Но проценты за неё — двойные.
Они уехали, подняв тучи пыли. Даша дрожала у двери, но я
улыбнулся. Даже нищий дворянин — всё ещё дворянин и я чувствовал,
как скоро привыкну к этому.
Перед сном снова взял циркуль. Стрелка теперь уже упрямо
указывала на северо-восток — туда, где за лесом мерцали огни
уездного городка. Взял карту из кабинета отца. Там, куда показывала
стрелка, была отмечена деревня Черноречье.
Положил циркуль на томик Бодлера. Завтра. Завтра начнутся
настоящие вопросы.
А пока — ветер стучал ставнями, Даша похрапывала за тонкой
стенкой, и дом, скрипя, обнимал свою новую тайну.
Утро пришло с протяжным скрипом ставень. Даша уже хлопотала в
коридоре — её шаги, лёгкие и торопливые, отдавались эхом в пустых
залах. Я потянулся, чувствуя, как молодые мышцы отвечают без
привычной скованности. За окном июльское солнце золотило верхушки
сосен, а в саду трещали кузнечики, будто заводили невидимые
механизмы.