— Завтра поедем в Черноречье, — сказал я вместо того, что
следовало. — Там, говорят, купцы щедрее.
Она кивнула, а я уткнулся в карту, где красным крестиком была
отмечена Академия. Всего тридцать вёрст до поворота судьбы.
Тридцать вёрст и одна неделя, чтобы перестать быть крысой в
лабиринте долгов.
Обратная дорога пролегла через поле, где ветер гнал по колосьям
волны, словно невидимый корабль бороздил золотую гладь. Даша
молчала, укачиваемая скрипом телеги, а я считал берёзы у обочины,
каждая — как штрих в небесной формуле. Тени удлинялись, цепляясь за
колёса, а вдали уже мерцали огни усадьбы — тусклые, но упрямые,
будто звёзды, упавшие в траву.
— Почему Ермолаев сказал, что дворянам не по чину? — спросил я,
когда телега въехала в берёзовую аллею, где стволы стояли парами,
будто застывшие кавалеры. — Разве астрология не часть магии?
Даша вздрогнула, будто я разбудил её от сна. Она долго
поправляла платок, собирая слова:
— Дворяне… они серьёзной магией занимаются, основы всякие
изучают. Или стихиями. А звёзды… — она махнула рукой к небу, где
зажигались первые точки, — это для тех, у кого нет родовых
резервуаров, имени, учёности. Для мещан, закончивших академию.
Хотя… — голос дрогнул, — говорят, у императора свой астролог есть.
Из князей.
Родовых резервуаров… Мозг тут же вспомнил какую-то лекцию,
которую слушал Григорий. Бас учителя повторял, как будто вдалбливая
знания в юный разум — есть четыре источника силы: тело, род, дух и
мир. Разберём каждый… А дальше вновь туман забытья.
Колесо наехало на камень, и мы невольно прижались друг к другу.
Её плечо оказалось тёплым, как страница старой книги, оставленной
на солнце. Я отодвинулся первым.
— Значит, я только что опозорил род? — усмехнулся я, глядя, как
вдали показывается крыша дома. Одна из ставень теперь висела ровно
— Даша, видимо, починила её, пока я копался в книгах.
— Вы… вы пытаетесь спасти дом. — Она сказала это так тихо, что
слова едва перекрыли стрекот кузнечиков. — Прежний барин просто
ждал. А вы…
Телега остановилась у крыльца, с которого исчезли паутины. Даша
спрыгнула первой, ловко подхватив пустой мешок, и я заметил, как на
перилах теперь лежит полосатая тряпица — может, единственная
попытка украсить убогость.
В прихожей пахло воском и мятой. Даша зажгла лампу — не
коптилку, а настоящий артефакт с ярким огнём внутри, купленный,
наверное, на последние деньги. Пламя танцевало за стеклом,
отбрасывая на стены узоры, похожие на звёздные карты.