Они загнали меня к воде. Волны Невы лизали бетонный парапет.
Сзади — три фигуры. Спереди — чёрная пустота.
— Ну давай, прыгай! — Семёныч щёлкнул зажигалкой, осветив шрам
на щеке. — Или ты плавать не умеешь?
Я шагнул назад. Каблук ботинка сорвался с края…
Удар.
Сначала не больно. Только звон в ушах и вкус железа. Потом лицо
вспыхнуло, будто кто-то вдавил горячий гвоздь в скулу. Второй удар
пришёл в живот — я согнулся, падая на колени.
— Думал, со мной шутки шутить можно? — Семёныч наклонился,
вцепившись мне в волосы.
Меня волокли по земле к чёрному фургону. Дверь открылась, пахнув
бензином и мокрой псиной. Последнее, что увидел Я — номер машины.
«Х198ТО. Х… Т… О… хто я...» Буквы сплелись в ребус,
который я не успевал разгадать.
— Спокойной ночи, Эйнштейн, — хохот растворился в рёве
мотора.
Чёрное покрывало накрыло сознание. Где-то вдалеке плескалась
вода.
Фургон трясло по ухабистой дороге. Я лежал на полу, привязанный
к металлической скобе, лицом к луже бензина. Мешок из грубой
мешковины натирал шею, пахнул пшеницей и чьей-то кровью. Каждые
пять минут Семёныч пинал меня в бок, будто проверяя, не превратился
ли его личный профессор в уравнение.
Мотор заглох. Дверь распахнулась, впустив запах сырой хвои и
речной гнили. Меня выволокли за руки, бросили на промёрзшую землю.
Мешок сняли.
Лес. Чёрные ели, как зубья пилы, впивались в низкое небо. В
десяти шагах плескалась река — узкая, но быстрая, с пеной на
перекатах. Семёныч закурил, присев на капот «Волги» с заклеенными
скотчем номерами.
— Ну, что Эйнштейн, — он пустил дым в лицо мне, — поиграл в
крутого парня и пора честь знать?
Я попытался встать, но верёвки впились в запястья. Голос дрожал,
но мозг искал щель в стене:
— Два миллиона — это смешно. Я могу… могу работать на вас.
Просчитывать ставки, схемы, да хоть просто бухгалтерию…
Семёныч рассмеялся, показывая золотой клык.
— Ты уже насчитал себе на смертный приговор.
Из машины вышел второй — тощий, с лицом крысы и пистолетом за
поясом. Кивнул на реку:
— Там глубина метр пятьдесят. Весной вынесет к мосту.
— Слышал, профессор? — Семёныч наклонился, вытирая нож о мою
штанину. — Тебя даже искать не станут. Как собаку.
Я рванулся в сторону, но верёвки держали. Лёгкие горели, сердце
колотилось о рёбра.
— У меня сын… — выдохнул я, понимая, что это последний аргумент в
ряду из совершенно пустых слов.