— Зараза к заразе, — невесело усмехнулся Щур,
толкая скрипучую дверь. В нос шибанул резкий, гуашевый запах
карболки. Большая, светлая комната пропиталась едкой химией через
край. На кровати недвижной грудой распластался мужчина
с землисто-бледным одутловатым лицом. Одеяло съехало, открывая
грудь, усеянную багровыми пятнами. «Тиф», — понял Щур. Главный
спутник голода и войны. Мужчина дернулся, схватил
с тумбочки револьвер и обессиленно откинулся
на подушку, увидев красную звездочку на фуражке незваного
гостя.
— Комэск Щур, отдельный эскадрон самарского ЧОН, —
представился Щур, поняв, что сплоховал, ворвавшись без спросу. Этот
мог и пальнуть, даром что тифозный, времечко нынче лихое.
— Славка Сидоров, милиционер тутошний, — хрипнул
больной. — Ишь, подкосила проклятая.
— Бывает, — Щур подошел, звеня шпорами, и сел
на скрипнувшую кровать. — Разговор важный имею.
— Не боишься? Тиф у меня.
— Я заговоренный, — скривился Щур. — Слухи
дошли, в селе вашем дом погорел, так или нет?
— Было, — кивнул милиционер; глаза, усеянные кровавой
сеткой лопнувших сосудов, смотрели с интересом. — Дом
сгорел на околице, хозяевов поубивали, кхе, —
он поперхнулся, задышав с мелодичностью дырявых кузнечных
мехов, на лбу выступил пот. — А ты, значит,
за ними?
— За кем?
— За вурдалаками. Которые хаты жгут и людев
насмерть бьют.
Это прозвище Щур слышал и раньше. Удивительно точная
характеристика. И кивнул:
— Пятый день ищем, приказ ликвидировать.
— Херовая работенка, — закашлялся милиционер.
— Ниче, я тебе, комэск, щас все покажу, —
он запустил руку под кровать и чуть не упал, Щур
едва успел его подхватить.
— Ты бы лежал.
— Нет, я должон, я покажу, куда без меня?
— хрипел, порываясь встать, Сидоров. — Зинка! Зинка,
стерва! Где сапоги?
— Чего орешь, ирод? — в дверь обеспокоенно
протиснулась жена. — Ух, изверг, всю душу повымотал! Куда
собрался, гадина?
— Сапоги где? Не видишь, уполномоченный из Самары
приехал! Востриковский дом осмотреть!
— Чего там смотреть? Головешки одни! — вспыхнула
Зинка. — Лежи, вымесок, не то заместо востриковского
дома архангельские палаты будешь смотреть! Послал Господь дурака.
— И перекинулась на Щура. — Не стыдно? Еле
живой, калило вчера, чиряками всего обнесло, под себя дрищет.
Подохнет, ты детей будешь кормить?
— Советска власть выкормит! — заревел милиционер
и упал, в бессильной ярости кусая подушку.