Сашка распахнул створки и заглянул. Изнутри провалом
черного зева уставилась русская печь. На шестке разпузатились
полуведерный чугун и закопченный чайник с лихо загнутым
носиком. Правее стоял небольшой стол с изрезанной крышкой.
На стене — деревянная полка с посудой.
Сашка высунулся из-за угла и крикнул нетерпеливо мнущимся
бабкам:
— Тут окно не закрыто, если что, я внутри!
— Осторожней, соколик! — бабульки заспешили вдоль
гниловатого палисадника. — Давай подсобим!
— Спасибо, как-нибудь сам. Эй, хозяин! — позвал Сашка
в окно. Ни ответа ни привета. — Милиция!
Я захожу! — предупредил он, хватаясь за резные
узоры наличника.
Легко подтянулся, перевалился через подоконник. Во, ловкий
какой, загляденье! Сашка напоролся бедром на шаткий стол,
перегородку тряхнуло, тревожно задребезжала ложка в стакане
с остатками заплесневевшего чая на донышке. Черт! Сашка
первым делом сунулся в печку. Давненько не топлена,
внутри зола, остывшие угли и маленький чугунок.
Сашка отдернул занавеску и оказался в прихожей. Вдоль
стены длинная лавка, под ней галоши и старые обрезанные
валенки. Выше, на крючках, висели фуфайка и прохудившийся
дождевик. Чистенько, в углу, под рукомойником, веник.
На столе банка с увядшими полевыми цветами
в зазеленевшей воде. Две двери. Обитая клеенкой и шкурой
с клочьями шерсти, ведет, к гадалке не ходи,
в сени и на улицу. Другая, крашенная белой краской,
та в комнату. В нее сержант и вошел. Дверь
душераздирающе скрипнула немазаными петлями, открыв погруженную
в полумрак деревенскую горницу со стенами, выкрашенными
голубенькой краской. Пахнуло дохлыми кошками, крепко пахнуло,
аж заслезились глаза. Развели антисанитарию. Уютные домотканые
коврики на полу, круглый стол на резных изогнутых ножках,
заваленный бумагами, деревянная этажерка с книгами, узкая
печь, никелированная кровать с ажурными спинками
и блестящими шарами. Сашка в детстве, у деда, такие
скрутил и на ножик перочинный сменял с обломанным
лезвием. От деда потом пришлось прятаться.
Сашка замер, с сипением выпустив воздух. Сердце
остановилось. На кровати лежал человек, укутанный байковым
одеялом. Спит, а ты лезешь. И вонища эта
подозрительная...
— Товарищ, — осторожно позвал он.
— Товарищ!
Человек на кровати не шевелился.
— Товарищ Ковалев! — Сашка подошел и осекся.
Попятился, отшатнулся, к горлу подступил склизкий рвотный
комок. На кровати застыл мертвец, с перекошенным лицом
и распахнутым, глубоко провалившимся ртом. Пожилой мужчина
с залысинами и тонким, похожим на клюв носом. Глаза
закрыты, щеки тронуло разложение, сквозь натянувшуюся кожу
просвечивала венозная сетка гнилого, багрового, грязно-зеленого
цвета. На лбу прилепилась жирная муха. Кушать подано.