«Анализ завершён, — зафиксировал мой мозг. —
Парадигма общественного восприятия изменилась. Статус „жалкий
неудачник“ аннулирован. Новый статус: „опасный колдун“. Это
ожидаемо, учитывая невероятность произошедшего и крайне невыгодно.
Презрение можно было игнорировать. Страх порождает агрессию и
иррациональные действия. Это новая, опасная переменная в
уравнении».
Когда мы въехали на единственную улицу нашей деревни, картина
стала ещё более удручающей. Улица, обычно полная бегающих, визжащих
от восторга детей и лениво лежащих на солнце собак, была пуста.
Завидев нас издалека, редкие прохожие, спешившие по своим делам,
шарахались в стороны, как от чумной повозки, и скрывались в домах.
Хлопали наспех закрываемые ставни. Дверь в таверну, из которой ещё
секунду назад доносился пьяный гомон, с грохотом захлопнулась, и
наступила тишина, прерываемая лишь скрипом наших колёс и
недовольным сопением коровы.
Я увидел, как местный кузнец, грузный, потный мужик по имени
Назар, который лениво чинил обод колеса у своей наковальни, замер с
поднятым молотом. Его взгляд встретился с моим на долю секунды. В
нём не было ни злости, ни презрения, как раньше. Только страх. Он
торопливо, почти бегом, скрылся в тёмном, пахнущем углём и металлом
проёме своей мастерской, оставив и молот, и обод лежать на земле.
Вся деревня превратилась в призрак, в декорацию, из которой в
панике разбежались все актёры. Эта тишина была громче и страшнее
любых оскорблений. Она была плотной, вязкой и враждебной.
— Стой, Тихон, — сказал я, когда мы поравнялись с последними
домами. — Дальше я не поеду. Это бессмысленно. Мы их только больше
пугаем. Сходи ты один в лавку к Мирону. Нам нужна соль и крупа. Но
главное, — я посмотрел на него в упор, — узнай, в чём дело. Узнай
всё.
Тихон молча кивнул. Его лицо было похоже на грозовую тучу. Обида
за своего господина, за свой род, боролась в нём со страхом перед
этой необъяснимой враждебностью. Он передал мне поводья и,
расправив свои старые плечи, твёрдым шагом направился к лавке,
стоявшей в центре деревни.
Я же остался ждать в тени старой ивы, делая вид, что проверяю
упряжь. Но на самом деле наблюдал. Лавка Мирона была единственным
местом, где ещё теплилась жизнь. Возле неё стояло несколько женщин,
обсуждая свои дела. Но как только они увидели идущего к ним Тихона,
их разговор оборвался. Они торопливо подхватили свои корзины, и, не
сказав ни слова, разошлись в разные стороны, оставив старика одного
перед закрытой дверью.