Подошёл ближе, намеренно держа руки на виду и сохраняя
нейтральное, почти безразличное выражение лица. Никакой боярской
спеси, которая бы его отпугнула. Никакой таинственности, которая бы
его напугала ещё больше. Я был не колдуном и не господином. А был
ремесленником, вышедшим к потенциальному заказчику.
— Доброго вечера, — сказал я ровным, спокойным голосом. — Чем
могу помочь?
Крестьянин сглотнул, его кадык дёрнулся. Он несколько раз открыл
и закрыл рот, прежде чем из него вырвались слова.
— Д-доброго, боярич, — пробормотал он, и его взгляд метнулся в
сторону дороги, словно он боялся, что его увидят здесь, у ворот
проклятой усадьбы. — Я Степан… с дальнего надела, что на каменистом
склоне…
Он говорил сбивчиво, запинаясь, его речь была отчаянной
молитвой.
— Беда у меня, боярич. Земля там — камень один. Я за неделю два
лемеха сломал, что у кузнеца Назара брал. Последний вот… сегодня. А
если до дождей не вспашу, семье моей зимой голодать придётся…
Он замолчал, набираясь духу. Его глаза, полные страха и
последней надежды, впились в моё лицо.
— Я… я слышал, что про вас говорят… разное… — его голос упал до
шёпота. — Что вы… колдун… что меч ваш от нечистого… Но я и другое
слышал. Что вы мельника шестерню починили, которую никто не мог.
Что вы в металле понимаете так, как никто другой… Моё отчаяние,
боярич… оно сильнее страха оказалось. Помогите, ради всех
святых!
Он торопливо развернул свою тряпицу. На ней лежали два тяжёлых,
уродливых обломка того, что когда-то было наконечником плуга. Я
протянул руку и взял их. Металл был грубым, пористым, тяжёлым, но
каким-то… мёртвым на ощупь. Я провёл пальцем по линии излома. Она
была зернистой, с тёмными вкраплениями шлака, похожая на дешёвый
бетон.
— Как именно они сломались? — спросил я, переходя на язык
инженера, собирающего анамнез.
— Да как… на камень наткнулся, и хрусть! — развёл руками Степан.
— Что первый, что второй. Как стеклянные…
Я кивнул, делая вид, что размышляю. А сам на долю секунды
активировал свой Дар, свой внутренний сканер, направив его на
обломки в моей руке.
Мир вокруг на мгновение потерял цвет и звук, сфокусировавшись в
одной точке. Передо мной вспыхнула полупрозрачная структура
металла. Это была даже не структура, а хаос. Я видел огромные,
уродливые, угловатые кристаллы, похожие на осколки льда, грубо
сваленные в кучу. Границы между этими «зёрнами» были слабыми,
загрязнёнными. Там, как язвы, светились тусклые, болезненно-жёлтые
пятна серы и тошнотворно-зелёные вкрапления фосфора. А сквозь всю
эту массу, как тонкие чёрные лезвия, проходили пластины чистого
углерода-графита. Они не скрепляли структуру, а наоборот, разрезали
её изнутри, создавая тысячи микротрещин, готовых разойтись от
малейшего удара.